Колымская повесть

Первая забота — вертолет. Снова по утрам все у рации. Только теперь ожидают известий о вертолете. Лишь выглянет утром из палатки или яранги оленевод, в первую очередь смотрит не на собравшихся возле стойбища пряговых оленей и не на подравшихся неизвестно по какой причине собак, а на небо. Его беспокоит, не сильный ли ветер, нет ли тумана или низких тучь, как сегодня выглядит солнце? Вертолет — машина удобная, но слишком капризная. Чуть что не так — сразу вылет отменили, и даже жаловаться некому.

Теперь даже бабушка Хутык переходит на язык опытного авиатора. Вместо того чтобы сказать, наступило, мол, солнечное утро и нигде ни одной тучи, говорит примерно так: «Нормальная погода. Видимость миллион на миллион». Если же вдруг наползут низкие облака, бабушка очень расстраивается: «Сплошная облачность, сегодня борт ждать нечего».

Наконец совхозной диспетчер Наташа, говорящая на трех языках: русском, эвенском и корякском, сообщает, что после обеда к нам будет два рейса.

Сразу в стойбище начинается великая паника. Стадо поджимают поближе к палаткам, вместе определяют, каких оленей забивать, а какие пусть потерпят до зимней корализации. Все делается быстро и слаженно. Мужчины забивают оленей, женщины разделывают, дети крутятся под ногами, помогая и тем и другим. Один подал нож, следующий веревку, третий подтаскивает вдруг понадобившиеся нарты или собирает сучья для костра. Бабушка Мэлгынковав и бабушка Хутык то и дело суют детям угощение: то свежий олений глаз, то порезанную на дольки облитую жиром почку, то кусок печени, не забывая при случае угоститься и сами. Разделанные туши подвешивают на специальные вешала-перекладины, шкуры расправляют, очищают от кусочков мяса и пленок, защипывают лучинками. Так же защипывают и снятые с ног камуса — полоски меха, из которых будет сшита нарядная и теплая обувь.

Все забрызганы оленьей кровью, облеплены шерстью, но настроение хорошее. Наперегонки хватаются за любую работу, подтрунивают друг над дружкой, хохочут по любому поводу…

Наконец прилетает вертолет, и все бегут его встречать. У каждого в поселке полно родственников или просто друзей. Все они, прослышав, что в тундру отправляется вертолет, торопятся к поселковому аэродрому с посылками. Здесь свежие батарейки, посуда, дрожжи, письма, пакетики с цветным бисером и наборами иголок. И, конечно же, вино или водка. Вчера в поселке был — «пьяный день» — пятница. Водку давали без всяких талонов и почти без очереди. Как не запастись? А запаслись — как не поделиться?…

Мы быстро разгрузили вертолет: перетащили в салон оленьи туши и, не дождавшись, когда «летающий вагон» улетит, принялись читать письма. Хотя каждый, кроме, понятно, меня, мог поговорить с родней по рации, все равно в эфир всего не скажешь. Наверное, и у открытых людей Севера есть свои секреты. Прочитали, сообщили друг другу вычитанные новости и, обсуждая их, всем стойбищем торопимся к столикам. Кому, какое угощение прислали — не таится никто. Все идет на общий столик и в общий котел, К приходу второго борта грузить туши почти некому. Лишь мы с Дорошенком еще кое-как держимся на ногах, да и то больше мешаем летчикам самостоятельно справиться с работой, чем помогаем. Правда, они ничего не имеют против обстоятельства. Появилась возможность загрузить неучтенную тушу, чтобы после полетов и себе отметить праздник августовского забоя у тарелок или сковородок со свежей, пахнущей грибами олениной.

Вечер в стойбище проходит шумно. Хорошо, мы с бригадиром Дорошенком загодя попрятали ножи и карабины, поэтому дальше синяков дело не доходит.

А на утро начинается обычный день. Пастухи отправляются собирать оставленных без присмотра оленей, женщины принимаются за выделку шкур.

Я взял на себя обязанности бригадного повара, готовлю борщ со свежей капустой, которую вчера привезли вертолетчики, и между делом рассказываю, как отмечают Рождество и Пасху у нас на Украине. Мол, тоже в календаре нет никакой красной даты, а разгуляются — приходится вызывать скорую помощь. А уж песен! Нигде не поют так красиво, как у нас на Украине!

Бабушка Хутык слушает меня внимательней всех, переспрашивает, почему все это происходит, иногда поддакивает, словно сама не раз принимала участие в этих гуляньях. Наконец интересуется, сколько оленей забивают у нас на Пасху?

— Откуда на Украине олени? — удивляюсь я. — Еды-то и так хватает. Крашенные яйца, куличи, колбаса, сало, вареники, пирожки. Самогона из свеклы нагонят. Ешь-пей, сколько душе угодно.

— А оленей, почему не забиваете? — настаивает бабушка Хутык.

— Да не водятся у нас домашние олени, — горячусь я. — Если нет оленей — как же их забивать?

— А зачем тогда обманывать, что у вас праздник? Разве может быть праздник, если не забиваете ни одного оленя? Плохо у вас праздновать. Скучно-о!