Кома

Негромко стукнув в дверь, и нацепив на лицо спокойную докторскую улыбку, он толкнул дверь и вошёл.

- Здравствуйте!

В «обычной» повседневной жизни, вне больницы, Николай предпочитал говорить «добрый день», но собственно больным это могло показаться обидным, поэтому на работе он говорил всё же «здравствуйте». Привычка к этому у него, похоже, уже сформировалась полностью, и неудобства не вызывала.

Женщины нестройно ответили, отрываясь от своих немудрёных дел: телевизор, книжка в бумажной обложке, вязание. В палате было бы уютно, если бы не неистребимый запах больного тела, лекарств, и больничной еды.

- Скажите, пожалуйста, к кому здесь приходит такой молодой человек -среднего роста, крепкий, волосы тёмные?

- А это Вы к нам пришли, доктор!

Женщина помоложе остальных сказала это настолько кокетливым тоном, что засмеялись все, включая самого Николая.

- Нет, про себя я бы не спросил, - я ещё не настолько заработался.

- А кто тогда?

Ему пришлось развести руками. Ну как можно ответить на подобный вопрос?

- А я, собственно, и пришёл у Вас спросить: кто? Мне с ним нужно побеседовать, а найти не могу. Он в ту пятницу в последний раз, вроде бы, приходил. Принёс кому-то пакет с персиками, газетами, ещё чем-то. Помните такого?

- Не-е... - Несколько женщин отрицательно покачали головами, остальные просто молча слушали, - что будет дальше.

- Ну нет, так нет. Извините.

- Пожалуйста-пожалуйста, всегда рады... - это снова была та же женщина моложе других. Такой характер никакая болезнь не изменит. Николай улыбнулся опять, хотя и без души, просто изогнув губы. «Ну, значит другая палата».

В «7А», однако, повторилась та же история - такого посетителя никто не припомнил, хотя он дополнил описание и упоминанием костюма, и синих бахил. Одна из женщин начала рассказывать про своего младшего сына, который приходил как раз в пятницу, и фрукты приносил, - но тому было 17 лет, и костюм он сроду не надевал. Может Николай Олегович перепутал?

«Может», - задумчиво ответил он, и, попрощавшись, вышел. Что бы это значило? Конспиративный заговор, имеющий целью доказать ему, что он полный придурок? Или просто розыгрыш? Если бы парень в костюме оказался обычным посетителем, вежливо навестившим больную тёщу, и не имеющим ровно никакого отношения к ночной битве за сейф - это было бы вполне нормально. Ну, перепутал, бывает. Собственно, он никогда и не предполагал, что это был один и тот же человек, - так, что-то общее. Но почему его никто не запомнил? Николай начал сомневаться, не спутал ли он палаты, - скажем, на «6» и «6А», такие тоже на отделении имелись. Посмотрев на номера, выписанные на дверях красным цветом, он задумался уж совсем крепко - палаты совершенно точно были те самые, хотя бы по их расположению в коридоре.

- Вера, - сказал он просительно, подойдя к столу соответствующего сестринского поста, - Будьте любезны, посмотрите, не выписывался ли кто-то из больных из палат «7» и «7А» за последние пятницу, субботу, воскресенье - если такие есть, и сегодня с утра. Прямо сейчас, если можно.

Обернувшаяся к нему медсестра Вера, кивнула, спокойным движением руки поправив голубоватый колпак на хороших кудрявых волосах. В институте они называли такие колпаки «Чебурашками».

- Да, есть вот, - Вера повела пальчиком по журналу. - Больная Горбань, 63 года, лежала в «семёрке», выписалась в пятницу. И... Нет, больше никого.

- А кто был её лечащий врач?

- к/оИ Берестова... - она ткнула пальцем в соответствующую графу и оторвалась от журнала. - А что, что-то случилось?

- Да нет, всё нормально. Если не считать... Ну, ты же знаешь про Дашу.

- Да, конечно, кошмар какой!

Глаза Веры округлились в ужасе. За Дашу действительно переживали на отделении - её здесь искренне любили.

- И мальчик этот бедный ходит, у всех всё спрашивает...

«Ничего себе мальчик, такой лось вымахал» - подумал с удивлением Николай. «Вера сама, вроде, нестарая, с чего это вдруг - «мальчик»?».

- Не видела его в последнее время? - спросил он вслух. Вроде бы, он решился окончательно.

- Только что проходил.

- Если увидишь, - скажи, пожалуйста, что я его спрашивал.

- Да, Николай Олегович, конечно.

Такое обращение, как и весь тон, были всё-таки уже признаком какого-никакого врачебного статуса на отделении. В самом начале года медсёстры относились к нему как к пустому месту. Примелькался, видимо.

Снова палаты, снова мембрана фонендоскопа двигается по коже. Хрипы в лёгких, шумы клапанов сердца - привычные для терапевта звуки.

- Екатерина Егоровна, здесь не болит?

Край печени, пожалуй, твердоват. А не отправить ли больную Январь на УЗИ? Может ли такое повышение температуры вызываться, скажем, легко протекающим хроническим гепатитом, учитывая, что кровь у неё по крайней мере в этом отношении «хорошая»?

- Э-э...

Артём просунул голову в дверь, и не знал, видимо, как можно к Николаю обратиться при больных: забыл отчество.

- Да, я сейчас выйду. Две минуты подождите, пожалуйста.