Кома

- С месяц назад у нас погиб охранник одной из точек, - неожиданно произнёс внук Якова Израилевича, сидевший до этого молча. - Пункт обмена валюты на «Нарвской». В перерыв выбили дверь и сразу вальнули его, он даже за стволом потянуться не успел. Девочке-операторше по голове дали, слава Богу, что не убили. Он морпех был, после Чечни. Столько пройти, и в родном городе на нулю нарваться... Их не нашли до сих пор...

Николай ощутимо вздрогнул, и мужик, глядящий сначала просто в пространство перед собой, перевёл взгляд на него. Взгляд был внимательный и какой-то слишком «рассматривающий». Конечно, ничего странного в том, что тебя рассматривает собеседник, но ощущения были не самые комфортные. Могло ли так совпасть, что цивилизованный городской доктор Ляхин мог знать того «морпеха после Чечни»? Маловероятно, учитывая сколько людей прошло через эту войну. В любом случае, фамилия ему ничего не скажет: тех ребят и офицеров, с которыми жизнь Николая пересеклась осенью позапрошлого года, он успел узнать только по именам или, чаще, кличкам. «Бронтозавр», «Киль», «Ларик», «Ливиз-2» - вряд ли это что-то даст Якову-младшему.

- Яков Израилевич, - Николай поднял голову. - Я знаю, что спрашиваю не вовремя, не об этом речь, но потом могу просто забыть: - Вы не тот Рабинович, о котором Виктор Конецкий писал?

- Хе-хе...

Старый капитан 2-го ранга расправил плечи и посмотрел сначала на внука, потом на деда Лёшу, а потом и на самого Николая с забавной смесью гордости и сожаления.

- Увы. Тот на тральщиках всю жизнь отходил, как Алексей в своё время. А я - вон.

Он показал на некрупную фотографию в ближнем углу комнаты, -молодой и худой моряк в однопросветных погонах стоит, опираясь на накатник крупнокалиберной зенитки, на заднем плане темнеет украшенное симметричными завитушками пены море.

- Знаешь что, парень, а ну-ка пошли...

Яков-младший поднялся и указал Николаю на дверь в кухню.

- Деды здесь поговорят, да и всё равно тебе я нужен, а не они. Пойдём. Оба деда проводили их взглядами. Пропустив перед собой Николая и

зайдя в кухню сам, Яков прислонил к плотно закрытой двери стул и сел на него, уставившись на собеседника всё тем же просвечивающим взглядом. Больше свободных стульев в тесноватой, по меркам «старого фонда» кухне не было, и Николаю пришлось сесть на подоконник.

- Ты там был, - сказал Яков. Это прозвучало не как вопрос - как утверждение. - Сначала я подумал про южную Осетию, 90-й или 91-й годы, больно у тебя было знакомое лицо. Потом решил что нет, ты помоложе. Мы точно не встречались?

- Нет, - Николай покачал головой.

- Сколько тебе лет?

- Двадцать пять.

- Хм... Комиссовался? Или командировка?

- Ни то, ни другое.

Мужик явно принимал его за кого-то другого, - и выглядело это странно.

- Горный туризм, - сказал он сам, не доводя дело до очередного вопроса. - Случайно и мельком. С тех пор - начинающий доктор. Мирный, до недавнего времени.

- Ладно... - Яков утвердительно кивнул, принимая информацию, как проглотивший перфокарту шкафообразный компьютер конца 80-х. - Давай тогда всё по порядку.

- Яков Яковлевич... Э-э, Вы уверены, что Вам это нужно?

Николай посмотрел с сомнением, которого было больше, чем надо. В первую очередь, он ещё не перебил своё понимание того, что никому его история на самом деле не нужна, и во вторую - нежелание выглядеть придурком. Вдобавок было ещё и «в третью» - давно ставшее привычкой нежелание разбрасываться хотя бы потенциально ценной информацией. Особенно той, которой можно обернуть против тебя.

Яков представился: несмотря на сравнительно молодой возраст, он имел должность замначальника службы безопасности одного из петербургских банков средней руки, что подтвердил документами и демонстрацией служебного пистолета на поясе. Его спокойному и ровному лицу хотелось верить.

Дед, похоже, умел выбирать людей. Ещё с час назад Николай не собирался рассказывать никому и ничего - разве что для проформы, чтобы его не обидеть. Теперь же неожиданно оказалось, что его сумбурная, полная торчащих в разные стороны белых ниток и непонятных деталей история может по крайней мере заинтересовать человека с более серьёзной профессией, чем у него самого. Рассказа «по порядку» не получалось никак -слишком дискретными, рваными, были отдельные узлы событий. Яков, однако, слушал не перебивая, напряжённо вглядываясь в его мимику и изредка покачивая головой и плечами. У Николая возникло неожиданно неприятное чувство, что явно впервые столкнувшийся с этой историей, далёкий от медицины человек выкачивает сейчас из его монолога массу полезнейшей и даже уникальной информации. Вероятно, именно такие, похожие ощущения были у Амаспюра в начале их последней беседы — за считанные часы до того, как исчезла Даша.