Том уже не выглядел как узник концлагеря. За это время он набрал вес, щеки округлились, и сон — вечный спутник его болезни — наконец-то разжал свои пальцы. Он даже немного загорел. Вот вам и аристократическая бледность. Слизеринские подземелья и голодный паек, на котором он жил в дневнике, явно проигрывали бабулиной стряпне и жизни в деревне.
— Гляди, чего покажу! — я с хитрой улыбкой достал из кармана гребень с ярким камнем по центру. — Это тебе. Дарю.
Том округлил глаза, принимая подарок. Гребень был металлическим, выполненным в форме полумесяца. На первый взгляд его можно было принять за серебряный. Вот только серебро не давало голубоватый отлив. В цветке на основании блестел крупный камень. Золотистый цитрин, казалось, никак не мог сочетаться с подобной оправой, и тем не менее он идеально довершил украшение. В солнечных лучах в глубине камня неожиданно появился бордовый отблеск.
— Он же женский, — пробормотал Том, любуясь гребнем.
— Не хочешь — отдавай обратно, — легко согласился я, протягивая руку.
— Погоди, ты мне его ведь насовсем подарил? — Том не спешил расставаться с подарком.
— Насовсем. Больно ты лохматый.
Том тряхнул спутанной шевелюрой. Его волосы отросли и чуть-чуть не доставали плеч.
— Тогда не верну.
Конечно, кто бы сомневался! Чтобы сирота расстался с подарком?
Я следил за тем, как Том вертел в руках гребень, и ел яблоко. Я не всегда понимал, что вижу, и как оно выглядит в реальности. Иногда символизм прослеживался очень четко. Например, я точно знал, что нити и смех стали гребнем. Об этом несложно было догадаться, взглянув на его форму. Но порой я поражался невероятным трансформациям. Стоило только вспомнить пень и колоду, которые играли роль скамейки у колодца. Хотя… Я готов поверить, что Уизли — то еще дерево.
Том провел гребнем по волосам и покачнулся. На его лице было написано изумление.
— Что это? — чтобы не упасть, он схватился за ствол яблони. — Что со мной?
Я подскочил и чуть не навернулся с гамака, бросаясь к Тому. Он медленно сползал по стволу на пряную землю.
— Тихо-тихо… Ты чего?
Том ошалело мотал головой, косился на гребень, однако ни злости, ни страха не показывал.
— Мне вдруг стало так… хорошо! — выдохнул он. — Как будто… как будто…
— Боженька в душу почеломкал?
Мы подпрыгнули. Бабуля подкралась незаметно. В руках у неё был пучок мяты. Толстая темная коса была перекинута на плечо. Лицо украшала улыбка. Том смотрел на неё в потрясении.
— Да, — выдохнул он.
Бабуля понимающе покивала и бросила на меня укоризненный взгляд.
— Что ж ты так неосторожно-то? Он же пока не готов. Такими гребнями нужно расчесываться после баньки. Том, вот когда попаришься, водой ледяной обольешься, чаю с травками попьешь — тогда можно и причесаться!
— А когда пойдем? — Том жадно облизнул губы и заинтересованно ждал ответа, поглядывая в сторону бани. До сегодняшнего дня ему ходу туда не было — он мылся в душевой кабине или купался в ручье, что тек буквально в трех шагах от дома, в лесу.
— Пожалуй, можно и сегодня, — бабуля оценивающе смотрела на него.
Да, я убрал сорняки, щедро удобрил и увлажнил почву. Но бабуля была права, перед посевом нужно землю перекопать, разрыхляя её, выворачивая и обрубая вредные корни.
Я решительно кивнул.
— Он готов, бабуль.
Мы натаскали воды, растопили печку. Бабуля вымыла полки и пол каким-то травяным отваром, отчего баня наполнилась терпким душистым ароматом. В узкий предбанник, большую часть которого занимал старенький диван, притащили столик и заварили травяной чай. На печку в бане поставили чайник и запарили веники. Том активно помогал, и, глядя, как он наравне со мной таскает ведра и дрова, я убеждался — выдержит.
Когда день начал клониться к закату, баня была готова. Том нервничал — его напугали дубовые веники, которыми я собирался его парить.
Раздевшись и нахлобучив на головы шапки, мы открыли заветную дверь. Я первым залез на полки, Том, немного стесняясь своего обнаженного тела, вытянулся рядом. Тепло было ему привычно, он расслабился, вспотел и прикрыл глаза, наслаждаясь ровным сухим жаром. Он уже был вполне оформившимся парнем — стройным, с крепкими округлыми ягодицами, широкими плечами, красивой узкой спиной и тонкой талией. Красавчик!
Когда он окончательно разомлел и открылся, я слез с полки, зачерпнул в ковш холодной воды и поставил перед его лицом. Том приоткрыл глаза и удивленно уставился на ковш.
— Если будет очень жарко, оботри лицо, — улыбнулся я ему, — только не пей, — и, залихватски крутнув веником, подал первую порцию пара.
Том, затаив дыхание и повернув голову, следил за тем, как я разгоняю над ним жар. Темный глаз настороженно сверкал, плечи у него напряглись, предчувствуя боль, но он покорно продолжал лежать на полке.
— Расслабься, Том, — улыбнулся я и принялся парить ему ноги, постепенно поднимаясь к спине.
— О-о-о!..