Кома. Первая и вторая книги

Северус глубоко вздохнул, запирая клокочущие эмоции на замок. Раздражению и злости не место в таком тонком процессе, как слияние аур. Неважно, что двигало этим… человеком, когда он доводил себя до такого состояния. У него всегда отключался инстинкт самосохранения во время лечения, а тут — возвращение съеденной души. Может быть, у него не было намерения залезть в постель к Северусу. До сих пор Вадим не позволял себе намеков. Первое и единственное прикосновение, которое можно было назвать ласкающим — поглаживание запястья десять дней назад… И небольшой флирт.

Северус отрезал от себя воспоминание. Никакого личного отношения. Всё осталось там, за дверью. Здесь есть лишь маг, которому срочно требовалась помощь. И никак иначе думать о нем сейчас нельзя. Не хватало еще почувствовать влечение к пятнадцатилетнему подростку. Пусть разумом он гораздо старше, но глаза-то видят хрупкого юношу, только-только вступившего в пору взросления. Несовершеннолетнего.

Северус закатал рукава рубашки, сел на кровать и заглянул в лицо Вадима. Бледный лоб был покрыт испариной, с лица ушли все краски, из приоткрытых посиневших губ вырывалось тяжелое дыхание, очень напоминающее всхлипы, зубы стучали. Вадим метнул на Северуса мутный полубессознательный взгляд из-под приоткрытых век и захныкал, когда он погладил сероватую ледяную щеку и смахнул с неё светлую кудряшку.

Мимолетом отметив, что Волхову становится хуже, Северус велел:

— Перевернись. Сейчас станет легче.

— С-с-север… — с трудом выговорил Вадим по-русски, послушно переворачиваясь на спину, и нервно хихикнул. — Тепло, М-морозушко…

Северус бесцеремонно развел его руки и залез под футболку. Вадим охнул, когда к груди и к солнечному сплетению прижались ладони, и обмяк.

— Не сопротивляйся.

Северус сам не ожидал, что фраза выйдет таким вкрадчивым низким тоном. Он вздохнул, прикрыл глаза и расслабился, настраиваясь на чужое дыхание и чувствуя, как под ладонью заколотилось сердце.

Вадим был истощен. Его магия, раньше напоминающая океан, скукожилась до промерзшего озерца. «Замороженное одиночество — как будто прямиком из Азкабана», — промелькнуло в голове сравнение. Нужно всего лишь осторожно переплести свою магию с чужой, словно с пальцами другого человека, а дальше всё получится само собой. Зельевар потянулся навстречу, согреть, вызвать хоть какой-то отклик в этом пугающем бессилии.

Аура Вадима открылась с такой готовностью, что Северус буквально рухнул в неё, как в яму. «Он же проводник! Чертов синдром Грин!» — успело промелькнуть в голове. Достаточно было всего лишь одного касания, чтобы его подхватила волна, затягивая в себя, как в водоворот.

Вадим широко распахнул глаза. Из его груди вырвался длинный низкий стон. Ледяные пальцы жадно вцепились в запястья. С каждой секундой его магия становилась всё теплее, живее, снова разворачиваясь в солнечный теплый океан, ласковый и пьянящий. Могучий, огромный, удивительно щедрый и такой покорный… И на нем сейчас бесновался шторм.

Парень невидяще смотрел в потолок и что-то тихо бормотал на своем языке, перемежая фразы мучительными стонами. В душе Северуса шевельнулось сочувствие, но продержалось недолго. Ровно до тех пор, пока он не разобрал смысл слов.

— Ты такой… Острый, сладкий, жаркий… Горячее вино с пряностями и привкусом крови… Я как будто лечу к звездам… Или падаю… В темноте не разобрать — и это классно… Се-е-евер… Ну, пожалуйста… прошу…

Это были стоны не боли, но удовольствия.

От мальчика исходило едва видимое сияние. Кожа мягко светилась от перенасыщения силой — резонанс во всем своем великолепии. Воздух загустел, потемнело, и светильники на стенах тревожно замерцали. Раздался низкий, на пределе слышимости, гул, и Снейп ощутил вибрацию, словно от пробежавшего недалеко табуна кентавров. Стены комнаты напрямую впитывали в себя излишки выплескивающейся магии. Воздух над кроватью и в паре метров от нее взблёскивал мелкими золотистыми искорками.

Северус стиснул зубы. Магии становилось слишком много.

— Твою мать, Волхов… Люмос! — яркая вспышка от ламп затопила помещение.

Несмотря на режущий глаза свет, зрачки парня расширились настолько, что оставили только яркий зеленый ободок с самого края. Волосы разметались по подушке, по телу Вадима пробежала лёгкая судорога, заставляя выгибаться. Северус поймал себя на том, что невольно, несмотря на собственные запреты, любуется им. Вздрогнул, чувствуя, как трещат железные тиски воли и поет собственная сила. Как он ни старался взять под контроль свое тело, у него не получалось. Эта картина была настолько прекрасна, что выстроенный щит самоконтроля вздрогнул и треснул. В прореху радостно хлынул пьянящий поток, накрывая с головой.

Это было потрясающе. Снейп в жизни не ощущал ничего даже отдаленно похожего. На курсах колдомедиков рассказывали, что человеческий мозг способен воспринять всего лишь три секунды чистой эйфории. Но сейчас он был готов поспорить с этим утверждением.