Кома. Первая и вторая книги

На шее что-то чесалось. Я потер её и уставился на покрасневшие пальцы. Царапина? Надо же, я и не заметил. Малфой хмыкнул, наклонился и медленно, с оттяжкой лизнул эту царапину, отчего её защипало. Кажется, или его на самом деле уносит от вкуса крови?

— Я не настолько стар, безнадежен и отстал, — пробормотал он, причмокнув. Взгляд не отрывался от моей шеи. В голову полезли вычитанные еще в прошлой жизни истории о том, что сиды Неблагого двора не брезговали человечинкой. Почему-то это не пугало, а добавляло остроты. — Тем более его грех не выучить, когда ты так часто повторяешь это слово.

Я охнул, когда в шею вонзились острые зубы, посылая по телу волну удовольствия вперемешку с болью. Малфой зализывал эту проклятую царапину, урча от удовольствия и весьма возбуждающе сопя в ухо.

— Черт!

— Что и требовалось доказать.

Эту самодовольную усмешку так и хотелось стереть с губ, и я её поцеловал. Серебристые глаза сыто сощурились. Вот уж вправду, чистопородный сид… или как там их официально называют? Туата.

— Всё! Никаких больше уроков! — объявил Малфой, аккуратно застегивая на мне рубашку. — Пошли лучше на кухню. Я тебя научу пить Шардоне и есть устриц.

— Где в Хогвартсе ты найдешь Шардоне? А уж тем более устриц?

— О, mon ami, в Хогвартсе волшебники рода Малфой могут достать всё.

И он сдержал слово. Как оказалось, Малфои — существа запасливые и предусмотрительные. Тайничок под чарами стазиса снабдил нас бутылочкой превосходного вина, а домовики с радостью сгоняли за устрицами. Не прошло и получаса, как перед нами лежала небольшая корзинка. Похоже, эльфы притащили их прямиком от рыбаков. Устрицы выглядели свежими, влажно поблескивали и слегка пахли морем.

На берег озера мы не пошли, в Запретный лес тоже. Малфой был, конечно, беззаботен, но не до такой степени, чтобы распивать спиртное на виду всей школы.

Он вывел меня на парапет одной из башен и парой взмахов палочки создал нам круглый столик со стульями. Из воздуха соткались два бокала, ведерко со льдом, в которое погрузилась бутылка, и прочие приборы. Его колдовство было преисполнено небрежного изящества. Ветер трепал его платиновые волосы, умудряясь не портить прическу. Он был удивительно гармоничен здесь, на высоте, среди воздуха и прохладного сырого ветра, на фоне свинцово-синего неба и золотисто-багряных всполохов листвы Запретного леса. Само совершенство.

Я любовался и очаровывался им с охотой уставшего от жажды бедуина, набредшего на оазис.

Он шутил, вызывая ответную улыбку, учил разбираться в вине и в подробностях рассказывал о том, как правильно есть устриц.

Я посмотрел, как беззащитно дрожит прозрачное тело моллюска от лимонного сока, и признался:

— Будь я не целителем, а каким-нибудь ювелиром, я бы это есть не стал. Как-то оно не очень аппетитно выглядит.

— Это деликатес!

— Верно. И на несчастье этого морского гада, я не брезглив.

Я втянул в рот содержимое раковины и замер, задумчиво прислушиваясь к сигналам языка. Создалось полное ощущение, что во рту оказались сопли с лимоном и морской водой. Понятно, почему её жевать не рекомендуется — потому что делать это решительно невозможно. Я мужественно сделал глоток, и бедная устрица рухнула в мой желудок, чтобы через двадцать минут помереть там от асфиксии.

Малфой с интересом следил за выражением моего лица.

— Ну, как?

— Знаешь… — я судорожно глотал вино. — Крестьянская кровь моих предков, которые столетиями жили у пресных рек, как-то… не воспринимает таких изысков.

Малфой хохотнул и с видимым удовольствием съел свою устрицу.

— Это не предки — это ты ничего не понимаешь во французской кухне.

Я ложечкой выковырял очередную устрицу из раковины и отправил её в рот. Малфой удивленно моргнул.

— А зачем продолжаешь есть, если не понравилось?

— Ну, не умирать же той первой устрице в одиночку? Тем более, еда сытная. Чистый белок! — я выхлестал вино из бокала.

Взгляд у него стал цепким и странным, когда в мой рот отправилась третья устрица.

— Вадим… Извини за вопрос, но… Ты голодал?

Я отложил пустую раковину.

— Почему ты так решил?

— Тебе не понравились устрицы, но ты их ешь, потому что они сытные. А еще ты всегда носишь с собой еду. Все думают, что это просто мера предосторожности, тебе ведь подливали зелья, но… Я только сейчас понял, что вся твоя еда — продукты длительного хранения.

Я опустил взгляд.

Малфой попал в точку. Моё детство, то далекое детство, когда я был настоящим ребенком, пришлось на девяностые. А мои родители были простыми людьми не самых высокооплачиваемых профессий: врач и милиционер. Огород был небольшим, коз у нас украли. Спасибо соседям и родне, которые делились молоком и яйцами, и лесу за грибы, ягоды и даже иногда настоящую дичь. Чтобы не загнуться, мы пахали всей семьей, в том числе и я, на тот момент настоящее семилетнее дитя. И мои гастрономические капризы как-то очень быстро прошли. Сомневаюсь, что они вообще были. Какие капризы, если поесть хоть что-то, да еще целых три раза в день — уже счастье?