Кома. Первая и вторая книги

Я не выдержал. Вернувшись в подземелья с теории чар, я плюнул на конспирацию и достал карты. Увидев меня над раскладом, соседи по комнате удивились.

— Это же не таро, — презрительно фыркнул Блейз. — Толку от них? И что это за расклад такой?

И потянулся к колоде.

— Не тронь! — рявкнул я. — Совсем дурак?

Блейз подскочил и отдернул руки.

— Совсем охамел? — возмутился он.

— Совсем отбитый? — встречно огрызнулся я. — Они заговоренные. Хочешь синдром Паркинсона заработать в шестнадцать мальчишеских лет?

Блейз побледнел, сообразив, что магловские картонки вовсе не так безобидны, как кажется. И отошел.

Малфой понаблюдал за тем, как он устраивается на своей кровати и задергивает балдахин, и подсел ближе ко мне.

— Они на самом деле заговоренные? — прошептал он мне на ухо, обдавая грозовой свежестью горного воздуха.

— Нет, — тихо ответил я, млея от его жаркого дыхания. — Но трогать их всё равно нельзя. Они гадальные.

— Они ж магловские!

— Это не мешает им быть гадальными. А теперь отодвинься и замолчи, пожалуйста. Дай мне сосредоточиться.

Я перетасовал колоду и выложил карты в прихотливый узор. Задумался. Малфой полюбовался на то, как я медитирую над раскладом, и не утерпел.

— И что, они что-то говорят?

— Червовый король в казенном доме, — буркнул я, покусывая палец.

Пиковая девятка. Плохой, очень плохой знак. Дорога… Или потеря друга? Пиковая десятка. В сочетании с девяткой — однозначно несчастье. Но сама по себе десятка — символ болезни, в сочетании с королями — несбыточные желания… Бубновый туз — печальное известие… Бубновая шестерка… Блять! Блять!

Что за король?

Я снова яростно принялся тасовать карты.

Опять выпал король червей. В традиционном значении моего мира карта обычно обозначает светловолосого мужчину в возрасте, как правило, женатого, отца семейства, приятного гадателю…

Руки задрожали. Карты посыпались на покрывало. Прямо на колени Малфою упали две карты. Восьмерка треф и… перевернутый пиковый туз.

Я сглотнул комок. В живот будто рухнула ледяная глыба. Ошибки быть не могло. Карты говорили яснее ясного.

Малфой внимательно наблюдал за выражением моего лица. Улыбка исчезла с его губ.

— Малфой… — прошептал я, кое-как совладав с голосом. — Ты на это Рождество едешь домой?

— Нет, — настороженно отозвался он.

Я прикрыл глаза. Девятка пик… Девятка пик… Дорога, но не дальняя.

Что, если король уедет из казенного дома?

Я яростно стал тасовать карты. Варивший Бодроперцовое зелье Нотт вдруг чертыхнулся, подскочил и понесся к выходу с зельем в руках. И со всей дури ударил меня под локоть. Колода выпала из рук и, описав красивую дугу, угодила прямиком в его котел. Зелье сыто булькнуло, взвился легкий дымок, и карты растворились без следа. На пол упал перевернутый пиковый туз — единственный уцелевший.

Понятно.

Я обессилено уткнулся лбом в плечо своего короля, прижимаясь всем телом. В горле встал ком.

— Напророчили беду? — проницательно спросил Малфой. — Это же просто магловские картонки. В них нет никакой силы. Ты не можешь верить в них всерьез, Вадим.

— Хотелось бы…

Мягкая ладонь прошлась по затылку, зарылась в кудри, массируя. На меня опять пахнуло свежестью снежного высокогорья и грозы. Малфой всматривался в меня с беспокойством и какой-то странной нежностью. Я прикрыл глаза, сжимая зубы. Изнутри рвался тоскливый вой.

Как? Почему? За что? Как же я без него?..

Внутренний голос заходился в крике. В груди болело. Что угодно, лишь бы мой снежный король остался жив… Вот только нельзя сделать совсем ничего…

Я бросил оставшийся туз на столик и решительно взял Малфоя за руку.

— Пойдем отсюда.

— В наш любимый класс?

— Да. В наш любимый класс.

— Ты же еще хотел подготовиться к контрольной по ЗоТИ?

— Плевать на ЗоТИ.

Проверочные, контрольные… Я чувствовал всем своим существом — на все эти глупости у нас не было времени. Мы успевали лишь попрощаться.

Малфой хмурился, чувствуя мой настрой, и сначала пытался выпытать причину. А я молчал, не зная, как облечь страшное знание в слова. Разумом понимал, что нужно как-то предупредить, объяснить. Нет, не для того, чтобы предотвратить — чтобы он успел передать дела. Однако горло душил мучительный спазм, и оставалось лишь безмолвно шевелить губами, принимая поцелуи.

Теплые ладони скользили по плечам, нежили. Казалось, будто тонкие пальцы гладят душу. Аромат озона и заснеженных вершин кружил голову, и от прикосновений мир застывал, расцвечивался хрустальными гранями вечности. Я настраивался на него, будто тонкий инструмент, просвечивал насквозь, заглядывая в самые потаенные закоулки. Я впервые в жизни применял свой дар не для диагностики, а в личных целях.

Тревога тонко натянулась и лопнула, будто струна, оставив на прощание тонкий кровоточащий шрам. Волной хлынул всепоглощающий покой, затапливая сознание. Невидимая рука, сжимающая горло, медленно разжалась.

Ему не было страшно. Красивый, воздушный, возмутительно юный, несмотря на все прожитые годы, он давно был готов в любой момент уйти в волшебные, усыпанные вереском холмы, в бессмертие. Просто не хотел расставаться с любимыми.