Майкл предчувствовал, что их разговор пойдет именно об этом, и боялся его. Одно дело — какие-то старики, которые достойны того, как с ними обращаются, другое — ученые с мировым именем, с которыми он работает. Еще секунду назад он был готов все отрицать, делать вид, что он тут совершенно ни при чем, но сейчас решил принять вызов.
— Да, не только из новостей. Я участник движения натуралов за свои права и горжусь этим. Мне жаль, что вы с доктором Найори и доктором Уолтером попали в заварушку, но…
— В чем, Майкл, ваше «но»? Мне необходимо это понять.
— Зачем вам, доктор Клин, влезать во все эти вещи? Вы — исключение из правила.
— Да? И в чем же по-вашему состоит правило? Сформулируйте.
— Правило состоит в том, что геронты богаты и покупают себе длинную жизнь. Длинная жизнь — это сохранение за собой дефицитных рабочих мест, это пенсии, медицинская страховка, другие льготы, лежащие непосильным бременем на государстве. Значительная часть жизни геронтов — непродуктивна. Они просто живут, ничего не давая обществу. Зачем? На планете не так уж много ресурсов, есть проблемы загрязнения окружающей среды, перенаселение, нехватка рабочих мест. Во всем этом большая вина геронтов.
Майкл два раза сказал о нехватке рабочих мест, то-есть начал повторяться. Плохо. Роберт внимательно слушал, не перебивая, осмысливая его слова, даже сопереживая им, улавливая его чувства. Как ученый Роберт обладал этим умением. Понятно, что он слушал его критически, желая найти что-то для себя ценное. «Зря я распинаюсь, он меня не прерывает, но уже все понял… его мозг работает в десять раз быстрее, чем я излагаю свои мысли…, пора мне заткнуться.» — Майкл замолчал.
— Спасибо, Майкл, я понял аргумент натуралов еще там, вчера: «мы едим ваш хлеб».
— Не обобщайте, сэр. Вы, лично, ничей хлеб не едите.
— Но и вы, лично, Майкл, не вписывайтесь в усредненное понятие «мы». Мне трудно было бы вас представить в той злобной толпе.
— Вы должны их понять.
— Нет, я их отказываюсь понимать. Наука предоставляет человечеству выбор. Каждый может им воспользоваться по своему усмотрению. Выбор — это ответственность за него. И каждый свободен. Слышите… свободен. Живите долго, живите мало, живите, сколько вам суждено. Это выбор, когда человек его делает, он не должен никого винить за свои несбывшиеся мечты и неудачи. А натуралы поступают именно так, они винят других.
— Винят, потому что геронты виноваты в этих неудачах.
— В неудачах виноваты только мы сами.
Теперь молчал Майкл. Он исчерпал свои аргументы и ни в чем Клина не убедил. Да и можно ли было это сделать? Он даже Ребекку не смог убедить. Сказать что ли про ювеналов? Про ювеналов… там все другое…
— А эгоистическое кредо ювеналов вас, сэр, устраивает? Они всем лгут. Они насквозь фальшивы.
— Да, да, я знаю, что по их поводу можно сказать.
— Вы с нами не согласны?
— Ювеналы делают свой выбор, который я не могу не уважать, и они платят на него безвременной смертью. Иногда мне бывает их жаль.
— А натуралов вам не жаль?
— Нет, за что их жалеть? Они не вакцинируются либо из-за трусости, либо из-за недостатка уверенности в себе и своих талантах. По деньгам это становится доступно.
— Да, что вы, сэр, знаете о жизни бедных людей?
— Да, я мало знаю, но и вы, Майкл, по-моему не из самой бедной семьи, вы, ведь, если я не ошибаюсь, из семьи врача? Кроме того программа вам прилично платит. И это правильно. Вам платят по таланту.
— Я просто я понимаю бедняков и безработных, у которых нет надежды на улучшение своего положения и талантов нет…
— Да, бросьте вы. Протестующим натуралам надо учиться и работать, например, как вы поступали. Вы талантливейший из талантливых, участник нашей программы, которая на глазах расширяет возможности медицины… зачем вы с ними, Майкл? Только не говорите мне о каком-то особом понимании неимущих, сочувствии и прочих, якобы, высоких материях. Не могу вам поверить. Наша команда, — вот мы все, и есть истинные гуманисты. Мы спасем тысячи жизней, а выходить на улицы и орать о несправедливости — это не для вас, Майкл.
— Вы, сэр, меня позвали, чтобы отчитать?
— Нет, я хотел понять вашу мотивацию, но я ее не понял. Вы и сами не знаете, почему вы ратуете за натуралов. Поймите это, и тогда я тоже вас пойму.
На обратном пути к гаражу они не сказали больше ни слова.
В гараже Роберт кивнул на прощение Майклу и уселся в свой лимузин. Питер молчал, безошибочно чувствуя, что шеф устал и разговаривать не расположен.
Еще утром Роберт был полон планов по-поводу борьбы с натуралами, но сейчас эта борьба стала ему совершенно неинтересна: истинные натуралы — обычные дураки, и он, Клин, не будет тратить на них свое время. Дураки, а имя им легион, не умеют думать, они только реагируют на раздражители, как животные. Лучший им ответ — полное игнорирование. Майкл, однако, не дурак. Тут что-то другое, может постыдное, а может похвальное, но — другое. Надо об этом еще раз с Ребеккой поговорить, но на следующей неделе. Поспешность, с которой он еще вчера встречался с Ребеккой, стала казаться Роберту нелепой. Вдруг засуетился по какому-то ничтожному поводу.