Жил Дубровский один, работал в офисе каким-то старшим точильщиком карандашей. Не женился, по вечерам пил горькую и плакал над старыми фотографиями. Из увлечений оставил только охоту на крупного зверя, где мог пропадать мог неделями, уезжая из Москвы в подавленном состоянии, а возвращаясь с очередным трофеем и спокойствием в глазах. Однако, в последнее время даже охота не помогала. На Дубровского также, как и на любого другого члена Команды давили старые раны, тем более, что раны Дубровского были всем ранам раны, и оспорить их первенство никто не пытался.
— Да-а, Дубровский… — под конец полного тоски и боли монолога сказал Сыч, — Я погляжу, не одного меня стрелять тянет.
— Да хрен его знает, на что меня тянет… То ли стрелять, то ли самому стреляться. Мне просто незачем жить. Самое главное — на черных смотреть теперь не могу. Ненависть меня разбирает, понимаешь? Давить готов.
Сыч присвистнул:
— Да ты, как я погляжу, и сам псих. А еще говорят, что я из Команды самый шизанутый.
— Иди ты… — беззлобно отмахнулся Дубровский.
— Знаете, что я вам скажу на это, друзья мои?… — сказал Сыч, глядя на присутствующих со своим фирменным прищуром, — Нам совершенно точно надо почаще встречаться. — и, сделав паузу, резюмировал, — А то мы точно постреляемся нахрен.
4
— А как ты вообще стал этим заниматься? — новичок с красноречивым позывным «Салага» намертво прилип к Сычу, и отлипать никак не желал.
— Ну, я начал заниматься этим в 17 лет. — с серьезным лицом начал повествование Сыч, — Она была старше меня года на три, и как-то пригласила к себе в съемную квартиру…
Салага поменялся в лице:
— Да не этим же!
Сыч жизнерадостно заржал. Шутка удалась. Овации. Занавес.
Они сидели на бетонных блоках рядом с заброшенным корпусом детского лагеря. Команда страйкболистов, в которой играли Сыч и Салага, приехала туда на очередную воскресную игру. Салага, едва увидев Сыча, стал отираться рядом, в свободное от беготни и стрельбы по ближнему своему время донимая Сыча расспросами.
— А если серьезно? Как все началось? Как вы вообще додумались отстреливать бандитов?…
— Салага, отстань от него! Накажу! — послышался настороженный голос из группы отдыхающих и перезаряжающихся игроков.
— Да все нормально. — успокоил говорившего Сыч, — Мне даже приятно. Как собрались… Знаешь, Салага, я б сам тебе с радостью рассказал, да не могу. Не мой это секрет. Причем, секрет очень грязный, злой и уродливый. А ты вообще, с какой целью интересуешься?
— Ну… Так… Просто. А почему прекратили? Вас же, вон, по всем каналам крутили. Героями называли. Наградили.
— Ну да, наградили. Повесили какую-то цветную хреновину на грудь, я не разбирался. Эхх, Салага, всё тебе вынь да положь… А ну как это государственная тайна, не думал? Скажу тебе — и всё, придется тебя шлёпнуть. — заулыбался Сыч, глядя на то, как его слова действуют на новичка.
— Да я ж ничего… Я просто так…
— Опять просто так? Да брось. Я ж тебя насквозь вижу.
Салага напрягся, на секунду аж зажмурился, а потом выпалил:
— К вам хочу.
— Чего-о? — обалдел Сыч, — К нам? Это еще зачем?
— Тоже хочу стать супергероем.
Сыч замолк и переваривал услышанное.
— Ну вот смотри… — сказал он, когда поборол желание прямо назвать Салагу дураком, — Во-первых, Команды больше нет. Во-вторых, никакие мы нафиг не супергерои, это нас такими в СМИ нарисовали. А в-третьих… Оно тебе надо?
— Надо.
— Зачем?
Салага пожал плечами:
— С детства хотел стать супергероем. Я вообще обожаю комиксы. И фильмы по ним. Особенно, последние, снятые в реалистичной манере. Ну, ты знаешь, наверное… Бэтмен, Хранители… Да тот же самый Пипец. Их посмотришь — и складывается полное впечатление, что ты сам можешь стать героем — просто нужно очень-очень постараться.
Сыч закатил глаза:
— Да чего ты заладил: супергерои-супергерои… Не супергерои мы, Салага, лазерами из глаз стрелять не могём. Мы… — Сыч задумался на секунду, — Мы просто мстили. Поначалу. А потом втянулись. Не смогли остановиться. Не надо оно тебе. — резюмировал Сыч, вставая, — Ничего крутого в геройстве нет. Одни побои, кровища и психические расстройства…
— Да ладно тебе! — с надеждой сказал Салага, — Вы же нужное дело делали.
Сыч только лениво отмахнулся:
— Ай, не смеши. Кому?… Людям? Так на место тех бандюков пришли новые, еще злее. Себе? Ха!.. — он горько усмехнулся, — Знаешь, я много думал над тем, что мы делали и понял, что лучший способ бороться с бандитами — это одеть погоны и сажать. По-закону. С уликами, доказательствами, судом и прочим. А то, что мы творили — хрень и детский сад.
— Сажать? Ка-ак же… Их посадишь! — сказал Салага с какой-то непонятной злостью, — А если и посадишь — они же все равно в тюрьме, как дома. Авторитеты, все такое… Съездят, как на курорт, а когда выйдут — снова за старое. Правильно вы всё делали, Сыч, стрелять их надо. Погоны — это, конечно, хорошо, но иногда нужно действовать так, как вы. Жестко.
— Оу-оу! Откуда столько ненависти, молодой человек? — удивился Сыч, — Что, тебя лично коснулось?…