— Да мне пох. й, пасут меня или нет! — взорвался Дубровский, — Понимаешь? Пох. й! Теперь уже совсем! Я когда винтовку в руки взял… — он успокоился также резко, как и вспылил, и заговорил медленно и задумчиво, — Когда прицелился в гада того… Прямо в надпись «Раша» на кепке… Я аж протрезвел, понимаешь? Руки не дрожат, мысли в голове как трамвайчики по рельсам — бодренько так, шустро, ничего лишнего, никакого тумана, никакого лишнего шевеления. Никаких сомнений, никакой памяти. Лишь чувство, что я все делаю правильно.
— И что ты собираешься с этим делать? — настороженно спросил Сыч.
— Вернуться. То, как я живу… Это не жизнь — это ниже её. — процитировал Дубровский старую песню, — Ты же и сам хотел.
— Хотеть-то я хотел, но это легче сказать, чем воплотить. Жора в горах, Анька в депрессии, я заплыл салом… В принципе, последние две проблемы не настолько уж и проблемы — я попробую прийти в форму, а Анька пойдет на всё, чтобы меня трахнуть… А вот с Жорой проблемы. Нам нужен второй штурмовик.
— Да я буду штурмовиком, в чем проблема? — заплетающимся голосом сказал Дубровский, пытающийся поймать вилкой кусок сосиски.
— Неа. Не будешь. Ты снайпер, тем и ценен. Твое дело — издали пулять. А мне нужен кто-то, кто умеет бегать с автоматом наперевес, прикрывать и штурмовать. И весит не как ты — шестьдесят кило. Ты в бронике погибнешь. И щит не утащишь. В принципе… — задумался Сыч, — Знаешь, есть у меня одна идея…
— Какая?
Сыч озвучил.
— Ты охренел чтоли? Мы-то с тобой два старых мудака, а пацану только 20. А если его убьют?
— А я сделаю так, чтобы не убили.
— Это ж как? — саркастически поднял бровь Дубровский, пережевывавший, наконец, пойманную сосиску.
— Натаскаю. Никого же из нас не убили. А ведь мы даже в армии не служили.
— А почему, кстати, именно он?
— Он этого хочет. — пожал плечами Сыч, — Любит комиксы, считает нас супергероями, — на этих словах Дубровский фыркнул, — Пусть хотя бы попробует! Захочет уйти — никто не будет держать.
— Дело не в этом. У него в башке комиксы и романтика. Герои какие-то. А мы тут не в игрушки играем. И не в трико ходим.
— Просто дай ему шанс. Мне нужен второй штурмовик. И другой кандидатуры я пока не вижу.
— Ему 20!
— Нам самим по 20 было, и ничего. Справились.
Дубровский замолчал, размышляя. На кухне было тихо, только капли из крана изредка звонко падали в заполненную водой грязную тарелку.
— Хрен с тобой. Пробуй. — наконец, решился командир, — Пригласи его в Команду, только предварительно расскажи что к чему. Чем он рискует. Что ему может угрожать. Расскажи что-нибудь очень неприятное. А там, если он не откажется… Посмотрим. Господи, что мы только делаем, нас же посадят…
Сыч широко улыбнулся:
— Мне нравится, что ты произнес слово «Команда». За это надо выпить!
И они выпили.
6
Команда была таковой еще тогда, когда друзья могли не нагибаясь пройти под столом.
Сыч, Жора и Анька ходили в один детский сад. Там познакомились, там начали дружить. Дубровский в их компанию пришел немного позже — уже в школе, во втором классе. Он переехал в Москву откуда-то из глубинки, и жил с бабушкой. Про его родителей никто ничего не знал.
Их компания очень многое пережила вместе.
Вместе они гоняли в футбол и лазили по деревьям. Вместе ездили в детский лагерь в Краснодарском крае, где, опять-таки, вместе впервые покурили за туалетами. Вместе собирались в квартире у родителей Сыча, где вместе пили первое в их жизни пиво. Вместе гуляли по ночам. Вместе ходили на танцы. Вместе сдавали выпускные экзамены и вместе развлекались в выпускной вечер. Только с потерей девственности промашка вышла — Сыч с Анькой решили этот вопрос между собой, а Дубровский нашел себе девушку-сокурсницу, в которую крепко втрескался с самого первого взгляда.
Вместе-вместе-вместе. Школьная дружба не ржавела — да и чего ей ржаветь, когда друзья, хоть и поступили в разные ВУЗы, но все равно жили в двух шагах друг от друга и регулярно совершали набеги на местные детские площадки с банками «Ягуара» и пластиковыми бутылками дешевого пива.
Когда Дубровскому исполнилось 20, его бабушка скоропостижно умерла, оставив в наследство свою квартиру и приличные деньги, которые Дубровский, по прошествии сорока дней с похорон, решил потратить на организацию свадьбы и новую машину.
Сыч и Анька были свидетелями, хоть к тому времени уже и не встречались. Расстались из-за каких-то глупостей, которые ты неизбежно совершаешь, когда молод, эгоистичен и неопытен.
Расписались, сфотографировались, поездили по памятникам.