Команда (СИ)

— Что такое? — шепотом спросил Салага.

— Пришли. Мне знакомый капнул, что через этот блевок сегодня пройдет кое-что нехорошее. И очень нам нужное. Ты точно готов?

— На все сто.

— Ну окей, тогда потихоньку двинем…

Когда Сыч пару дней назад на тренировке шепнул Салаге о том, что готов взять его в оруженосцы, тот не поверил своим ушам.

— Что, серьезно?…

— Совершенно. Есть предпосылки к тому, чтобы возродить Команду. Сейчас вакантно одно место штурмовика, и я мог бы взять тебя в обучение.

— Конечно! Я хоть сейчас! — обрадовался Салага, но Сыч осадил его.

— Я сказал «мог бы». Слушай внимательно. На прошлой трене ты говорил, что готов убивать, и говорил убедительно. Я хочу узнать, что тебя на это сподвигло. Для меня это вопрос не праздный, мне нужен ведомый, и я предпочту видеть на этом месте высоко мотивированного человека. Даже и без малейшей подготовки, но готового убивать, пытать, нарушать закон, и, не дай бог, конечно, но нести всю ответственность за это. Попасть в тюрьму, например. Так что присаживайся и выворачивай душу наизнанку. А я послушаю, и решу — высоко ты мотивирован или низко.

От такого требования Салага чуть было не послал Сыча нахрен, но быстро остыл, уселся напротив и принялся рассказывать.

Салагу мучила целая гора комплексов. Он с детства был очень умным мальчиком, прямо-таки вундеркиндом, прекрасно учился, и его ставили в пример везде, где только можно. Учеба, музыкалка, самодеятельность в школе и вне ее, шахматы — он успевал всё, и редкий родитель в классе удержался и не сказал когда-нибудь своему чаду: «А вот Титов делает вот то-то! А ты почему-то нет!»

Само собой, что на популярности Салаги это сказалось не лучшим образом, и он быстро вылетел в аутсайдеры. Травля, побои, издевательства, проблемы с социализацией — все это росло, как снежный ком, и никак не хотело рассасываться. Городок маленький, школа всего одна, и перевестись было просто некуда. Приходилось терпеть.

Годы шли, Салага, хоть и с большим трудом, научился общаться с людьми, но никому из своих школьных врагов ничего не забыл.

— Психологи часто ищут причины всех расстройств в детстве. В моем случае им бы даже не пришлось глубоко копать. — горько усмехнулся он.

Злость копилась, не находя выхода и принимая самые причудливые формы — например, любовь к комиксам, но не к классическим, где герои носят трико и никого не убивают, а пожестче — к героям вроде Росомахи, Карателя, Роршаха, и прочим, не гнушающимся использовать оружие и пытки, и не произносящих монологов о ценности человеческой жизни.

— И они правы. Я думаю точно также. Подобные люди — мусор. Всё, что они могут — это нести в мир боль и насилие. В дикой природе особи одного вида не убивают друг друга. Даже хищники в джунглях делят территорию без смертоубийства, потому что они свои. А эти… Они уже не люди. Они сами считают себя выше остальных людей, и отсюда логично проистекает, что не считают себя людьми.

— Да у тебя целая идеология. — присвистнул Сыч. — Ты ж почти нацист.

— Не думал об этом. — опустил голову Салага и продолжил рассказывать.

После окончания школы Салага понаехал в Москву, и у него в наконец-то появилась своя компания. Команда. Салага не рассказывал об этих людях по отдельности, но, судя по интонациям, относился к ним очень тепло. Считал лучшими друзьями. Проводил с ними почти все время. Наконец-то он начал жить в полную силу, и будущее не сулило ничего плохого — ночные гулянки, алкоголь, бары и концерты. Но у судьбы были свои планы на этот счет. Один за одним его друзья плотно сели на какую-то дрянь, и когда Салага заметил это — было поздно. Его тоже пытались пристрастить, но безуспешно: «Да мы и не стали тебе предлагать — ты ж правильный, отказался бы». Смеялись.

Последним смеялся Салага, правда, смех был истерическим.

Он умаялся ходить на похороны друзей, которые сгорели буквально за полгода.

— С тех пор я только укрепился в мнении, что с бандитами, наркоторговцами и прочим отребьем надо бороться без всякой жалости и предварительных ласк. Увидел — выстрелил.

Сыч поднялся с плит и объявил:

— Итак, мой юный друг. Официально заявляю, что ты точно двинутый! За то время, пока я тебя слушал, я понял, что ты псих, садюга и нацист. Надо же, — покачал он головой, — а с виду такой приличный молодой человек…

Салага поник головой, но Сыч продолжил:

— Мне это нравится. — улыбнулся он, — Наконец-то в Команде будет кто-то еще более больной на голову, чем я.

…А спустя два дня, Сыч, прячущийся в тени здания, указал Салаге туда, где дорога не была освещена.

— Перейдем там.

Перешли. Сыч достал из рюкзака нож и пистолеты. Прицепил одну кобуру себе на пояс, другую отдал Салаге.

— Стрелял когда-нибудь из боевого?

— Нет. А что это? В темноте не видно…

— Макаров. Держи его покрепче, а то с непривычки будет дергаться сильно. Прицепил? Пошли!

К бистро подошли с тыла, после того, как Сыч долго изучал в тепловизор подходы к зданию.

— Никого. Пошли. Двое еще у входа тупят?

Салага осторожно выглянул:

— Нет, зашли.