Команданте

Добродушный и словоохотливый попутчик не умолкал ни на минуту — кто, откуда, куда летите — и необходимость отвечать строго в соответствии с легендой «студента-этнографа из Барселоны» выбила из Васи расслабленность и грусть от прощания с Исабель. Черт его знает, может этот аргентинец, назвавшийся университетским профессором литературоведения из Мехико, на самом деле агент если не ЦРУ, то полиции или одной из многочисленных латиноамериканских разведок и контрразведок?

Профессор отвлекся на стюардессу, разносившую газеты и журналы и нагреб целую кучу. Не успел Вася порадоваться, что сосед замолкнет на время чтения, как тот воскликнул:

— Однако! — и ткнул Васе под нос La Prensa[52] со здоровенной шапкой через всю полосу «Че Гевара в Боливии!»

Статья под заголовком извещала о прошедших «в неразглашаемом месте» переговорах лидера Боливийского рабочего центра и команданте Рамона. На приложенной фотографии в объектив улыбались Хуан Лечин и Че Гевара. Собственно, на этом содержательная часть статьи исчерпывалась — далее автор натягивал сову на глобус, привязывая Че к любым событиям в Боливии, начиная от «черных гигантов», войны с наркодельцами и событий на руднике Йайагуа.

— Нет, каково? Их не волнуют даже грядущие Олимпийские игры в Мехико, первые в Латинской Америке, им интересен этот головорез! — профессор бурчал в традиционном для интеллигенции духе. — Почему Че, зачем Че? Вы посмотрите, все наши идолы, как один, если разобраться — убийцы!

— В смысле? — изобразил удивление Вася.

— В самом прямом!

Сосед пустился в перечисление и как-то у него выходило, что все национальные герои — сплошь инсургенты, мятежники, генералы и диктаторы. Сан-Мартин, Сапата, Боливар, Сукре, Вилья, Артигас, Сандино[53] — все, как один, занимались уничтожением себе подобных в промышленных масштабах.

— Даже Хосе Марти, поэт, и тот взялся за винтовку!

— А вам не кажется, что иной путь освобождения невозможен?

— Развитие и образование! — успел выдать попутчик, но тут разнесли еду и напитки и он на время выключился.

Насытившись, профессор с извинениями отошел постоять в очереди у кабинок туалета, в его отсутствие Вася пролистал газеты. На седьмой или восьмой странице, в подвале международного раздела, нашлась маленькая заметочка об изменениях в Чехословакии — президентом избран Александр Дубчек, сорока шести лет, а первым секретарем КПЧ — некто Драгомир Кольдер, сорока двух. Вторая фамилия не вызвала никаких ассоциаций, но газета услужливо подсказала, что Кольдер руководил комиссией по реабилитации. То есть произошла смена стариков-сталинистов на молодых реформаторов, как решил Вася. Правда, при этом было указано, что бывший первый секретарь Антонин Новотный стал председателем Национального собрания. Бог весть, что из этого получится, но как-то младореформаторы оптимизма не внушали.

— На чем мы остановились? А, освобождение! Это же фикция!

C точки зрения профессора, вся война за свободу против Испании состояла из борьбы реакционной колониальной элиты против демократии. Ну в самом деле, все началось стоило лишь испанцам под давлением Наполеона принять конституцию, и затихло, как только после поражения Франции на трон вернулся король Фердинанд VII. За каких-то три года Испания вернула контроль над всеми территориями, кроме части Аргентины! Но как только Фердинанд восстановил конституцию, как все покатилось по новой, тем более, что метрополия отменила все виды принудительного труда, включая рабство. А независимость позволила немногим семьям не только сохранить этот экономический базис, но и остаться при власти до сего дня.

Вспомнив, что ему рассказывала в первые дни знакомства Исабель — «наши семьи очень влиятельны, мой прапрадед служил адъютантом у маршала Сукре, прапрадед Фернандо у самого Боливара» — Вася скорее соглашался. Вообще, как он знал из рассказов старших, вся «борьба за свободу против империй» чаще всего скрывает желание той или иной группы стать «первыми парнями на деревне».

— И посмотрите, чем все закончилось! — возглашал сосед, сравнивая Америку Южную с Северной, куда они и летели.

Сравнение ясно было в чью пользу. Война за независимость колоний испанский отличалась от таковой же английских в первую очередь тем, что не потребовалась широкая революция — Испания была слаба и нагнать войск, как Великобритания, не сумела. Плюс элита обошлась своими силами, не привлекая в процесс за счет разного рода уступок всю массу населения. Отсюда — авторитарность правления в новообразованных странах, растущее неравенство, репрессии, борьба за власть…

— В Соединенных Штатах в аналогичной гражданской войне дрался сельскохозяйственный Юг с промышленным Севером, точно так же как наши консерваторы и либералы на протяжении всего XIX века. Но в США победил городской промышленник, а у нас — сельский плантатор, способный тратить лишь на собственные прихоти, а не на развитие!