Команданте

– По моему мнению, – Че перевернулся на живот и хитро прищурился, – религия, с точки зрения политической, сама по себе, не опиум и не чудодейственное средство. Все дело в том, чему она служит. Если для для защиты угнетателей и эксплуататоров, то это одно дело, а если для защиты или угнетенных и эксплуатируемых, то совсем другое. Чистая диалектика, все зависит от подхода к политическим, социальным или материальным проблемам.

– То есть ты считаешь возможным соединять в одном человеке марксиста и христианина?

– Вполне. Во всяком случае, у меня в колонне было полно верующих ребят, многие из них верят и по сей день. И в повстанческой армии был свой капеллан – падре Гильермо Сардиньяс, ему даже присвоили звание команданте по настоянию Камило.

Падре задумался, а Че с Васей тоже решили помолчать – видно же, что Лучо решает непростую внутреннюю проблему. Солнце уже зашло, сумерки в горах пролетают мигом, Вася встал и, как самый младший, начал потихоньку прибирать поляну (да и дед Контиго, если оставить здесь мусор, оторвет башку и никакой авторитет касика не спасет). Вскоре к нему присоединился и Гевара, в очередной раз подивившись, насколько хорошо он стал себя чувствовать после дедовых процедур – астма не донимала его уже много недель.

Они проверили посты вокруг ваки, вернулись к очагу и увидели, что иезуит отошел в сторону, повесил на кебрачо распятие и молится.

– Не будем мешать, да и спать пора.

Вася мог бы лечь спать на втором уровне ваки, но его спутникам это никак не под силу и потому все пончо и одеяла навалили на первом, прямо у входа. Снова покалывало кожу электричеством, снова в голове теснились образы и обрывки знаний, звучали голоса родных… Вот интересно, а как это происходит у других? Ни Че, ни падре ничего не рассказывали…

Утром свежий и бодрый иезуит, будто и не молился всю ночь, начал с самого главного:

– Да, наверное, я смогу работать вместе с коммунистом-марксистом ради преобразования мира.

– И спасение души не помешает? – серьезно глянув на падре, Че застегнул куртку и пояс с пистолетом.

– Я пришел к выводу, что спасение души и борьба за земную справедливость суть две стороны одного процесса, влияющие друг на друга. Так что я готов, чем я могу помочь?

– Видите ли, падре, нам нужна понятное католикам объяснение нашей программы, это будет настоящий, серьезный прорыв. Вся эта диктаторская сволочь давит на то, что партизаны (читай – коммунисты) против церкви и ненавидят верующих, а мы покажем, что это совершенно не так.

– Хорошо. Ваша программа у меня есть, я напишу свои замечания и несколько проповедей на тему «Долг истинного члена Церкви Христовой – бороться за освобождение».

– Отлично, – влез Вася, мы запишем их на магнитофон и будем пускать в эфир.

Падре улыбнулся и, дожавшись когда Че отойдет к сопровождавшем их бойцам, подмигнул Васе:

– А ты, сын мой, опять был в Кочабамбе?

– С чего вы взяли? – делано удивился касик

– Да с того, что в соусе чувствуется килькинья, как делают только в Кочабамбе, а здесь вместо него кладут травку уакатайя, – объяснил кулинар-любитель и еще более понизив голос, спросил: – Как там наша знакомая?

Вася неожиданно покраснел.

– Я так и думал, сын мой. В утешение и похвалу тебе могу сказать, что любовь – одна из основных христианских добродетелей.

Редкая цепочка партизан легко и уверенно пересекала взгорья и долины, все больше удаляясь от ваки Касигуача. Через несколько часов движения они достигли одного из малых лагерей, теперь еще час-другой до небольшой айлью и можно будет оставшийся путь проделать на джипе.

– Мне он понравился, – подошел к Васе Гевара. – Как думаешь, не подведет?

– Падре не подвел меня в сложной ситуации, когда на кону были большие деньги, – Вася вспомнил эпизод с полицией и золотыми статуэтками в иезуитской миссии, – не подведет и сейчас, я уверен.

– Это здорово, chico, если он сможет привести к нам верующих. Когда христиане вольются в социальную революцию, она станет непобедимой, – процитировал сам себя команданте.

Глава 3 – Прыгай!

По счастью, первая мина легла ближе к устью распадка, метрах в пятидесяти от школы, грохнуло гораздо громче, чем от привычных 60-миллиметровых минометов. Рой осколков посек листья и ветки с ближайших деревьев. И тут же внизу, от ручья Чала Майю, застучали пулеметы и ударили винтовки. И не отрывистые хлопки маузеров, а частые и хлесткие выстрелы гарандов.

– Все в укрытия! – первым среагировал Катари, схватил двух опешивших детей в охапку и потащил их к дальнему краю лагеря.

Следом за ним, похватав растерявшихся школьников, бежали взрослые ученики-партизаны.

Нападающие усиливали огонь, им редко отвечали винтовки одного из двух передовых постов, второй молчал – не хотелось думать о худшем, но судя по внезапности нападения, часовых либо сняли до боя, либо застрелили в первые секунды.