Команданте, мне жаль (СИ)

- Министр - оппозиционер? - я рассмеялась, - Ты где такое видел? Оратор - да, и публицист вроде был неплохой. Просто он имел неоднозначные отношения со своим патроном, какие, не уточняется. То ли совместные махинации, то ли амурные интересы - он был разносторонней личностью, этот министр. Попытался подсидеть патрона, тот добился его ареста. Наш герой пообещал произнести перед казнью обличительную речь, непосредственно на эшафоте. Ну, ты понимаешь. Никто не стал дожидаться, что он там произнесет. В приговоре просто добавился еще один пункт.

- Язык? - догадался Данчик, - У нас в Бежецке была похожая история. Я тебе завтра расскажу - спать очень хочется.

Он отложил телефон, снял очки и свернулся в клубок под простыней. Я вновь раскрыла книгу и погрузилась в чтение. Был такой рассказ у Акутагавы - "Платок", про то, как в жизни что-то происходит, и мы по странному совпадению вдруг натыкаемся на такое же в книге.

-Эх, министр-министр, а я на тебя ставил... - в третий раз посетовал тюремный экзекутор Пушнин.

- И я, - вздохнул сокрушенно подканцелярист Кошкин.

В последний год на министра многие в крепости ставили. С тех пор, как взлетела его сумасшедшая звезда и началось противостояние с герцогом, прежним его патроном. Тюремный доктор Ковач, что держал банк и принимал ставки, только успевал записывать, кто сколько поставил, и все с увлечением следили за новостями - кто из двоих вельмож кого заборет, как слон и кит. За десять лет герцог всем надоел, блядва немецкая и каша вареная, а министр был дерзкий, боевой, красивый, и держал себя как настоящий барин, чуть что орал и дрался. "Был бы я бабой - выбрал бы министра" - без затей признавался приятелям подканцелярист Кошкин, прославленный своими широкими взглядами на взаимоотношения полов, и никто не сомневался - он бы выбрал. Но Е.И.Вэ, баба-дура, выбрала именно старого, надоевшего всем герцога, а министр со свежеподписанным смертным приговором досиживал в крепости свой последний денек. Тюремный поп-исповедник уже зашел к нему в камеру, отпустить грехи. Аксель Пушнин, кат-экзекутор, тоже местный, тюремный, терпеливо ожидал своей очереди в соседней камере, с черным экзекуторским чемоданчиком. В последний момент перед казнью в приговоре прибавился неожиданный первый пункт - иссечение приговоренному языка. Не на плахе, именно здесь, в крепости. Подканцелярист Кошкин и тюремный доктор Ковач приданы были ему в помощь - зафиксировать экзекуцию документально и помочь унять кровь.

- Отчего не профос язык ему режет? - недоумевал справедливый Кошкин, - Есть же территориальная принадлежность, языки положено резать на эшафоте. Что за нелепые экспромты?

Раннее утро занималось, и Кошкину хотелось спать в караулке, а вовсе не фиксировать в протоколе столь унылую и неприглядную экзекуцию.

- Тайна... - задумчиво проговорил демонический черноволосый доктор, в своем щегольском плаще похожий на знаменитого Влада Цепеша, - Тайна сия велика есть...

- А я бы оценил, как профос умеет языки резать, - сказал мечтательно кат-экзекутор, - Языки резать - не кнутом махать.

- Он и так, наверное, ночь не спал, книжку штудировал - "Квалифицированная казнь от А до Я", - ехидно предположил Кошкин, - и всю ночь кошмары видел, что не туда топором попал. Квалифицированная казнь - это не кот начхал, со времен кавалера Монца у нас ее не было.

- Мне-то что, - вернулся к своей беде кат-экзекутор, - я эти языки что ни месяц режу, рука набита, обидно только, что все говно к моему берегу.

- А герцогу обидно, - прошептал чуть слышно доктор, - если всем прокричат с эшафота, какими способами его клиенты развлекают.

- Да ладно! - не поверил сведущий Кошкин, - Он не из этих!

- Может, я про дачи, и про авуары у курляндских банкиров, - отыграл назад доктор, - Тоже обидно.

- Мне жаль его, - вздохнул экзекутор, - не герцога, министра. Нет у меня зла к нему, хоть и погорел я с этими ставками на него - знатно. А мы на допросе увлеклись, покалечили, руку выдернули - так и не вправили до казни, висит она у него. До сих пор стыдно, профос увидит эту руку - ржать будет над нами, стервец, мол, кнутобойцы криворукие...

- Ему самому бы не опозориться, - напомнил Кошкин.

- Все равно обидно, живой упрек на эшафот повезем, - экзекутор сделался совсем печален, не иначе, от утреннего недосыпу, - И был бы еще мерзавец какой, плюнул бы и растер - что вывихнули, то и вывихнули, а тут человек, и не самый поганый...Я с симпатией прежде за ним следил...

- Т-с-с, - доктор прижал палец к губам, - он преступник, держи симпатии при себе. Это теперь опасно, Аксель.

В дверь просунулась длинноволосая голова тюремного попа:

- Отстрелялся я, ребятки, ваш выход!

Поп не стал даже заходить, тут же спрятался обратно и затопал по коридору - побежал домой, под бочок к попадье, досыпать. На эшафоте другой поп будет, а этот - свободен.

- Идемте, братцы, - Кошкин поднялся со скамьи и повел товарищей за собою. Перед камерой клевали носом аж целых два сонных караульных гвардейца. Кошкин поманил и их: