Командарм Дыбенко(Повести)

— Ясно. Да, да, Вахрамеев здесь. Отправляюсь с первым же отрядом. Сиверса не знаю. Понял. — Положил трубку, немного помолчав, произнес: — Это Подвойский. Юнкера готовят мятеж, как видно, приурочивают к подходу красновских войск. Возможно, выступят нынешней ночью. Тебе, Вахрамеев, приказ: держать постоянную связь со Смольным; часть матросов двинуть к юнкерским училищам — Николаевскому, Владимирскому, Павловскому, а также к Манежу и Инженерному замку. Латышские стрелки, отряды красногвардейцев уже приведены в боевую готовность. Действовать решительно; пощады этим сосункам и их духовным отцам из «Комитета спасения родины и революции» не давать! Кстати, где примкнувшие к «комитету» члены Центрофлота?

— В Кронштадт отправили, — ответил Вахрамеев. — Жалуются на нас, мол, грубо обращаемся с ними.

— Судить их, контрреволюционеров, будем!..

Ночью моряки отбывали на фронт под Петроград и к юнкерским училищам. Когда с одним из отрядов уходил Дыбенко, на улицах столицы слышалась стрельба. Начался мятеж юнкеров. «Только бы не перешли в наступление казаки» — эта мысль не переставала его тревожить…

Обстановка под Пулковом и Колпином изменилась. Дыбенко встретил знакомых командиров матросских отрядов: Николая Ховрина, Ивана Сладкова, мичмана Сергея Павлова, Рудольфа Сиверса, старого большевика, комиссара Константина Степановича Еремеева. Рядом с ним связной Петроградского комитета по особо важным делам Шадуро, о котором вчера говорил Антонов-Овсеенко. «Так ведь это тот самый унтер, который в мае 1917 года приезжал в Гельсингфорс, в Главную базу, устанавливать связь с революционными моряками». Только нынче на нем не военная форма: черная каракулевая папаха, серое пальто с воротником тоже из черного каракуля, ботинки с крагами. Павел со всеми поздоровался, спросил Шадуро, удалось ли ему сформировать отряд.

— Не один, а два.

— Шадуро молодец, — похвалил Еремеев.

Среди бойцов много женщин; на рукавах у них белые повязки с красными крестами. Это работницы петроградских фабрик и заводов, ушедшие добровольно на фронт медсестрами.

Самый старший по возрасту и званию начальник штаба полковник Вальден. Он принял новую власть и честно служит ей. Встретив Дыбенко, полковник радостно сообщил:

— У нас теперь порядок… — чуть запнулся, — товарищ Дыбенко!

Не видно прежней растерянности и на лицах солдат-фронтовиков. У всех одно желание — как можно быстрее разделаться с Керенским и Красновым. Да и холода поджимают. Осенние дожди превратили все в сплошное болото, ступишь — и увязнут ноги по колено в ледяной жижице. Моряки в ботиночках, еще хуже одеты и обуты рабочие, красногвардейцы, а о женщинах и говорить не приходится— кто в чем…

— Какого черта мы стоим на месте? — ворчали матросы. — Кончать надо с Керенским…

Антонов-Овсеенко, Еремеев, Дыбенко, Павлов, Сиверс и Вальден обходили позиции. Они довольны — настроение у всех боевое. Свежие подкрепления из Петрограда все прибывали: пришли рабочие с «Нового Лейснера», Путиловского, Трубочного, Ижорского, «Скорохода» и других заводов. Петроградцы принесли хорошие вести: поднятый юнкерами мятеж ночью 29 октября к утру в основном был подавлен. Узнал Павел и некоторые подробности. Особенно упорно сопротивлялись юнкера Владимирского училища, что на Петроградской стороне. На ультиматум о сдаче они ответили ураганным пулеметным и ружейным огнем. Пришлось подтянуть пушки. Увидев ощетинившиеся жерла орудий, юнкера стали звать парламентеров, но, когда моряки с белыми флагами на штыках приблизились, их обстреляли. И артиллеристы ударили прямой наводкой. Снаряды пробивали кирпичные стены. Через два часа в разбитых окнах появились белые флаги. Матросы и красногвардейцы быстро обезоружили мятежников. Ликвидировали и опорные пункты «Комитета спасения родины и революции» во дворце Кшесинской и Инженерном замке.

Павел Дыбенко перешел в небольшой окопчик, сел рядом с Сергеем Павловым. Справа на бруствере лежали матрос с красногвардейцем и о чем-то оживленно спорили… Моряки расположились вперемежку с солдатами. «Смешение моря и суши» — идея Антонова-Овсеенко. Вот он сам идет со стороны рощицы, от батареи.

— Почему тебя называют мичманом? — спросил Дыбенко Павлова. — Вроде сухопутный.

— Это он меня оморячил, — ответил Павлов, показывая на Антонова.

Владимир Александрович присел на доску на бруствере, снял шляпу, забросил назад волосы:

— Интересуешься биографией мичмана, могу внести ясность. Мы давно знакомы с Сергеем Дмитриевичем. Перед штурмом Зимнего я привел его в казармы 2-го Балтийского флотского экипажа и от имени Петроградского военно-революционного комитета рекомендовал избрать молодого прапорщика командиром.

— Не скажу, что моряки приняли меня с распростертыми объятиями, — вставил Павлов.