- Гляжу, потому что мои все это время там были, на берегу, - Нефедов не хотел темнить, да и незачем было, - я их еще вчера туда отправил. А сейчас они возвращаются.
- Ох ты... - проворчал старый шахтер. - На том берегу? Да как же они... А почем знаешь, что возвращаются?
- Потому что они уже здесь, - Степан ткнул пальцем за край обрыва, - я их чую.
Родионыч хотел что-то сказать, но окурок вывалился у него из пальцев, когда, будто из ниоткуда, у крыльца появились двое. Мокрая, блестящая от воды кожаная одежда плотно облегала узкие тела, стянутые ремешками капюшоны оставляли открытыми только глаза. Нечеловеческие, угольно-черные, без белков - точно дыры, пробитые вглубь черепа.
- Говори, - Нефедов даже не пошевелился, сидел расслабленно, жевал травинку. Ласс, который стоял чуть впереди, пожал плечами... и этот жест, такой обычный, окончательно убедил Родионыча в том, что перед ним не люди - таким стремительным и плавным было движение.
- Там... странно, - чуть замешкавшись сказал Ласс. - С другой стороны, у крислирр [14]
недавно стояла деревня...- Ну да, точно, Николаевка это! - встревожившись, быстро закивал головой Родионыч. Старшина быстро положил руку ему на плечо, останавливая. Сам он в это время вспоминал заученную наизусть карту.
- Отметки сто восемьдесят семь и девять, двести тридцать и три, - пробормотал он. - Дальше?
- Теперь деревни там нет, - бесстрастно сказал Тар'Наль. Его слова как громом поразили Родионыча, который откинулся назад. Палка, служившая старику опорой, упала в траву.
- Как же...? - выдохнул он и зашелся в рвущем кашле, колотя себя здоровой рукой в грудь. Альвы даже не посмотрели в его сторону.
- От домов остались одни... фундаменты, - Тар'Наль останавливался, подбирая чужие слова, но на родной язык не переходил, помня о том, что Старший тоже заговорил с ними по-русски. - От бревен только щепки. Все поросло красным мхом. Такого больше нигде нет. И во мху - кости. Кругами, выложены ряд за рядом. Сначала мужские, но внутренний круг - только детские. Женских нет.
- Дальше, - голос Нефедова царапнул жестяно, - разбираться будем потом.
- В кругу - столбы, глубоко вбитые, - это снова был Ласс, он говорил равнодушно, а руки альва в это время на ощупь разбирали затвор винтовки, проверяя, все ли в порядке. - На столбах скелеты. Это не жители деревни.
Тар'Наль шагнул вперед и протянул старшине лоскут материи. Тот взял его, вгляделся - и Родионыч впервые увидел, как у Степана Нефедова исказилось лицо и задрожала щека, располосованная глубоким сизым шрамом. Лоскут оказался нарукавным знаком.
Крест, вписанный в пятиконечную звезду.
- Их жрали живьем, Старший, - сказал Ласс, - начиная с ног. Кости перемолоты в кашу, раздроблены в порошок. И всюду на костях следы зубов. Я принес.
Он вытащил из-за пазухи что-то, аккуратно уложенное в кожаный чехол. И вытряхнул на крыльцо обломок берцовой кости человека. Родионыч глухо застонал, заматерился, но старшина, не брезгуя, взял кость, поднес близко к лицу. Ноздри его раздулись, зрачки в глазах уменьшились, стали с булавочную головку.
- Здесь кран тарен [15]
, - сказал он, положив кость обратно на теплые доски. - И не один. Текучая вода не дает им перейти реку, и это к лучшему. С севера и запада их держит изгиб Енисея. На востоке - две речушки, Большая и Малая Тель. Это хорошо. А вот на юге - только Кантат, совсем узкий и петляет как попало, да еще дорога вдоль него идет. Эх, елки-палки! Был бы этот чертов сын один, можно было бы попробовать. Но против двоих-троих переть малыми силами не выйдет. Даже большими людскими - никак. Так можно и последние штаны потерять, и мамка не дождется. Ну, цветочки-лютики...Старшина вроде бы балагурил, но старый шахтер, присмотревшись, понял, что он лихорадочно думает, отбрасывая разные варианты, мысленно прокручивая ход действий. Внезапно Нефедов замер, и его взгляд, направленный куда-то в одну точку, снова ожил.
- А вот так мы еще не пробовали, - сказал он. И непонятно добавил:
- Старые долги надо платить.
Еще один день промелькнул над немноголюдным Атамановым быстро и незаметно. К вечеру над Енисеем собрались тучи, накрапывал дождь, морща студеную воду. Весь день Нефедов где-то пропадал и вернулся только к сумеркам - усталый, с ног до головы перемазанный болотной грязью и еще какой-то пахучей дрянью. Но он казался веселым, зашвырнул в угол какие-то гнутые железяки, а на короткий вопрос Родионыча - не принять ли по одной, - только рассмеялся.
- Да я не пью, Илья Сергеич, вот ей же ей! А чайку твоего знаменитого, на травах, охотно принял бы, чайничек или даже два.
Пока дед заваривал чай, старшина насвистывал что-то бодрое. Пили при керосинке, потому что опять отключилось электричество. "В грозу завсегда так", - объяснил Родионыч, матюгая местную подстанцию.
Степан, обжигаясь, выхлебал сразу целую кружку крепкого душистого чая, налил еще одну, выпил до половины и только тогда откинулся к стене и закурил, вытирая вспотевший лоб.
- Чего, Матвеич? - спросил старик. - Ждешь кого, ли чо ли?