Командир Марсо

Стоя неподвижно, два друга, уже совершенно трезвые, мысленно переживают совсем недавние события, навсегда связанные в их памяти с этими местами. Так же стояли они только что возле развалин, которые были некогда домом Лусто.

— Ясно, кто-то указал дом немцам, — прошептал Беро.

Теперь перед ними, на том берегу реки, — почерневшие от огня стены фермы Кулондра. Позади них — огромное поместье Борденавов, где стоит целый и невредимый, совершенно новый дом с красной черепичной крышей и двумя громоотводами. Борденав и его семья позорно бежали в обозе врага, совсем как старый предатель Петэн, обосновавшийся теперь, как передают, где-то вблизи Бельфора. Крестьянские мозолистые руки Беро невольно сжимаются в кулаки. Кто знает, не вернутся ли когда-нибудь все эти люди назад?…

— Подожди меня здесь, — говорит он Пикмалю.

На востоке разгорается заря нового дня. Беро направляется к покинутой владельцами усадьбе. Он знает, что слуг здесь нет, весь скот отсюда угнали и кругом ни души. Минут двадцать спустя Беро возвращается. Выражение лица у него странное.

— Слушай, — обращается он к Пикмалю, — то, что я тебе скажу, должно остаться между нами. Поклянись! Я знаю, что товарищи, особенно Парижанин, не разрешили бы сделать это. У меня в мешке были еще взрывчатка и запал… В общем, сам понимаешь, сейчас все это взлетит на воздух.

— Не годится так, — говорит старик. — Ведь дом… Я уверен, что Марсо не одобрил бы.

— Как ты там хочешь, а дело уже сделано…

Два друга переправляются на лодке через реку и останавливаются на минуту возле дерева, где был расстрелян Кулондр. Тут еще сохранилась надпись, прибитая партизанами: «Здесь Марсель Кулондр погиб за Францию».

Из-за лесистого склона, скрывающего от них замок маркиза Распиньяка, до них доносятся возгласы, смех, даже музыка. Там, в замке, должно быть, царит веселье. Как, впрочем, и везде сейчас. Вчера в Палиссаке говорили о том, что Распиньяк устраивает прием в честь нового префекта и американских офицеров. Празднество, должно быть, до сих пор не кончилось. Пикмаль смотрит на дерево со свежими еще следами пуль, и сердце у него сжимается от боли.

— Да, бедняга старик… Ты идешь, Роже?

Они проходят по роскошным владениям Распиньяка и на минуту задерживаются у ограды парка, прислушиваясь к шуму, доносящемуся из замка.

— Кто там? — раздается чей-то голос. Беро инстинктивно опускает руку в карман.

— Давай без шуток!

— Извини, — говорит сторож, выходя к ним навстречу. — Я тебя не узнал. Думал, бродяги…

— Что это в замке происходит?

— Хозяин устроил банкет в честь участников движения Сопротивления…

Сидони уже проснулась. Она выбегает из дому навстречу мужу и, плача от радости, обнимает его. Из сарая в башмаках на босу ногу, держа в руках вилы, выходит дядюшка.

— Вот леший! Да это же Роже!

Восклицания и вопросы сыплются без конца. Сидони, для которой каждое чудесное летнее утро начинается одной и той же работой, растапливает печь, идет за водой, открывает окна…

— Милу, вставай! Живо, малыш, папа вернулся!

И когда ребенок в рубашонке вбегает в кухню, со стороны равнины до них доносится страшный грохот взрыва.

— Что-то взорвалось, — говорит Сидони, подбегая к дверям.

Роже Беро подмигивает Пикмалю.

— Иди сюда, ничего не случилось. Просто какая-нибудь шальная граната, от которой кто-то избавился…

И он спокойно целует сына.

* * *

Празднество в замке в полном разгаре. Вечером из Бержерака и Перигё прикатили машины. «Сегодня здесь одни только участники движения Сопротивления», — сказал Распиньяк своим гостям. Этих участников оказалось очень много. Можно было подумать, что Виши вообще никогда не существовало. Среди гостей находился бывший депутат-социалист, были здесь и новоявленные общественные деятели, множество офицеров в мундирах и даже несколько молодых людей с нарукавными повязками Ф.Ф.И…

Большой зал был украшен портретом де Голля и трехцветным флагом с лотарингским крестом. В буфетах на столах в изобилии стояли закуски и вина.

Сирано, затянутый в мундир полковника, в течение всего вечера пользовался большим успехом у дам. Его жена Элен, молча сидевшая рядом со старшими Вильнуарами, ревнивым взором следила за незнакомой ей молодой особой, блиставшей веселостью и остроумием; эта дама явно ухаживала за ее мужем. Распиньяк, беседуя в кругу близких друзей, хвалил Сирано:

— Он настоящий герой, уверяю вас, и имеет все данные стать министром…

Американские офицеры раздавали свои автографы. Чарли, ставший теперь для всех майором Томсоном, скромно явился в штатском. Отец Сирано, господин Вильнуар, вел разговор с депутатом:

— Мои заводы будут теперь работать полным ходом на армию…

В малом зале шли танцы… Как раз в этот момент раздался взрыв.