Командир Особого взвода

  - Зачем ты его привел? - спросил альв.

  - А то сам не понимаешь?

  - Хочешь, чтобы я научил... Охотник, ты понимаешь, чего хочешь? Нам запрещается это. Нас и без того мало, а если люди узнают...

  - Не узнают, - твердо сказал дед.

  - Чего ради? - вскинулся альв. Нож мгновенно исчез из его пальцев.

  - Того. Ты помнишь егеря, который тебя, Сурраль, третьей зимой спас от гулей? Это его сын.

  Альв замер неподвижно. Потом мазнул по лицу Степана черными зрачками, отвернулся.

  - Да. Ты прав. Это мой кровный долг.

  - Иди с ним, внук, - сказал дед. - Иди. Надо тебе узнать больше. Я вот староват уже, а он...

  Степка узнал позже - "он" возраста не имеет. Сколько в этих лесах жил Сурраль, не было известно никому. Но с тех пор Степан Нефедов проводил с альвом почти все время. Три года подряд он жил, спал и дышал так, как ему тихим голосом приказывал безжалостный воспитатель, кроивший тело юноши по своему разумению. Писать, читать и уважать Советскую Власть его научили сельская учительница и дед. Не научили только верить в бога - наверно, и тут виною всему был альв Сурраль: трудновато верить в то, чего не можешь увидеть сам, когда рядом - вон они, чудеса.

  Потом альв исчез. Ушел однажды и сгинул, растворился в лесах, словно бы и не было никогда его рядом. Куда ушел, не смог сказать и дед. От него на память ученику остался только костяной нож, да шрамы на всем теле, которые от этого ножа и появились - Сурраль всегда повторял, что тренировка без крови не имеет смысла.

  А потом началась война.

  Степан которому только-только стукнуло девятнадцать, в военкомат поехал сразу же, как по репродуктору, прибитому на столбе у сельсовета, прочитали приказ о мобилизации. Даже хотел со своей винтовкой, но Константин Егорыч не дал.

  - Ружье, Степка, тебе там дадут. Ружей на войне много - только стреляй... Главное, стреляй метко. Или ты его, или он тебя.

  Напоследок, у поезда, дед повесил внуку на шею свой медный крест да бабкин оберег. Бабушка Авдотья солдата не провожала - уж так повелось в роду Нефедовых, что на опасное дело мужики испокон веку уходили не оборачиваясь и не слыша причитаний за спиной. Так ушел и рядовой Степан Нефедов, махнул деду рукой и запрыгнул в теплушку. Не зная еще, что воевать ему придется без передышки долгих пятнадцать лет.

  ...Старшина Степан Нефедов поднял голову. В коридоре простучали шаги, дверь приоткрылась и в нее просунулась голова Сашки Ерохина из комендантского взвода.

  - Товарищ старшина, я вам принес... Водки, как просили.

  Нефедов принял газетный сверток, развернул бумагу, поставил на стол зеленую бутылку. Нашарил на полке пыльный стакан, протер рукавом. Содрал пробку с бутылки и налил водки сразу по рубчик. Поднял стакан и с выдохом проглотил обжигающую жидкость в три глотка. Закашлялся и вытер глаза.

  Не пил Степанс самой юности. Вначала запрещал дед, потом отучил Сурраль, говоривший, что пьяного в лесу по запаху не найдет только слепой безногий волк. На войне тоже как-то не до того было. Но сейчас старшина пил водку, словно в стакане была обычная вода. Пил, и легче ему не становилось.

  За окном смеркалось. Уже давно простучал колесами и ушел эшелон, увозя конвойную команду. Начальник эшелона сунулся было к коменданту, но Ерохин его не пустил, как тот ни ругался и ни грозил рапортом по начальству. Под конец приезжий покрыл всех матом и уехал ни с чем.

  Степан сидел и глядел на пустую бутылку. Мыслей не было, только тяжесть где-то там, на месте сердца. Поэтому он и не услышал сразу, как бесшумно отворилась обычно скрипучая дверь. Обернулся, роняя стул, только тогда, когда на плечо легла узкая ладонь.

  - Ты разве совсем постарел, ученик, что разрешаешь так подкрадываться?

  - Сурраль...

  Альв обошел комнату, сел напротив Степана. Брезгливо тронул пальцем бутылку.

  - Легче стало?

  Нефедов опустил голову.

  - Дед у меня, Сурраль...

  - Знаю, - перебил его альв, - потому и пришел. Держи. Это твое.

  Он положил на стол замшевый мешочек. Потом поднялся и пошел к двери. Уже взявшись за ручку, сказал, не оборачиваясь:

  - Сегодня думай сердцем, Степан. Сегодня можно. А завтра - уже нет. Я тебя хорошо научил. Такие как ты, воюют всю жизнь.

  И исчез, как будто растворился во тьме коридора.

  - Сурраль! - Степан кинулся следом, распахнул дверь. Никого.

  Он вернулся и взял в руки мешочек. Потом развязал его и достал оттуда скрученный в трубку листок бумаги и коробочку.

  Медленно развернул записку.

  "Здравствуй, Степан!

  Чую, что больше нам с тобой не свидеться. Знаю, что воевал ты все это время честно, как я учил, да и отец бы твой гордился, будь он сейчас жив. А по мне не грусти - это сколь же можно небо-то коптить? Тебя вырастил, пора и честь знать. Об одном жалею - что не довелось мне тебя обнять, пока старые кости еще носят. Ну, это ничего.

  Передаю тебе, внук, награду твою. Десять лет без малого, почитай, она тебя ждала - еще с первой похоронки, которую мы с бабкой на тебя получили. Так и лежала в красном углу. Думал - вернешься, а я ее тебе за столом накрытым и вручу при всей родне. Но теперь уж держи ее и надень сам. Заслужил, внук. Считай, и от меня тебе эта награда.