Читаем Командир полка полностью

На медицинской комиссии капитан из военкомата спросил Эрхарда:

- Хочешь стать офицером?

Цедлер пожал плечами.

- Не хочешь?

- Я этого не сказал.

- Подумай. Через шесть месяцев станешь унтер-офицером, будешь иметь много преимуществ, больше прав, да и в денежном отношении лучше…

- Но и обязанностей больше, как я представляю. Спешить я не хочу.

Дома Эрхард посоветовался с отцом.

- Ты уже достаточно взрослый, тебе и решать!

- Я тебя спрашиваю, как ты к этому относишься? Смог бы ты сам прослужить три года?

- Смог бы. - В голосе отца не было и тени сомнения.

- Может, это зависит от Карин? - спросил отец.

- Нет. Я женюсь на ней. А дело не в том, сколько служить.

- В чем же?

- Можешь ли ты представить меня унтер-офицером? Это с моим-то ростом! Солдаты целыми днями будут смеяться до упаду.

Отец рассмеялся.

- Видишь, ты и сам смеешься!

- Ну, тогда служи солдатом.

Прощание с Карин оказалось тяжелее, чем Эрхард предполагал. Он понимал, что ему будет не хватать Карин. Он будет часто вспоминать их общие перерывы, когда он поджидал ее у крана, совместные возвращения домой, вечера и ночи, проведенные с ней. Он будет вспоминать товарищей по работе, будет скучать по родному городу, и никакой Еснак не заменит его. Еснак, который не отыщешь ни на одной географической карте. Еснак, где, кроме казармы и небольшого военного городка, только поселок и лес, как ему сказали. И он едет туда, едет на полтора года, не очень ясно представляя, что за жизнь ждет его там.



* * *


Уже час продолжались стрельбы.

Как только осветительные ракеты освещали мишени, очередная смена открывала огонь из автоматов.

Ствол автомата еще не остыл, когда Цедлер, отстрелявшись, сел в траву.

- Поздравляю с отличным результатом, - сказал Рингель Цедлеру, который поразил все мишени.

- Тебя тоже, - ответил Цедлер.

Ефрейтор лег на траву, закрыл глаза и тотчас же представил себе отца.

«Теперь, отец, я могу рассказать тебе о своей службе. Никто меня еще не спрашивал, не останусь ли я здесь еще послужить. Но меня заметили. Ребята внушили мне мысль, что я им нужен. Я назначен командиром орудия. Можешь смеяться. Я верю, что ты все это предвидел. Даже наверняка знаю. Еснак! Знаешь ли ты, что это такое? Нет, конечно, не знаешь. Хотя я тебе, наверное, раз двадцать о нем рассказывал и писал. Здесь есть одно-единственное место, которое напоминает мне наш цех, - это мастерская, цех в миниатюре. Но туда я вхожу только как посетитель. С благоговением и любовью. Понимаешь, только как посетитель. Как-то я рассказал ребятам, что меня дома прозвали Каланчой. Но они восприняли это без особого смеха. А Карин? Я никогда не думал, что без нее будет так тяжело. Подожду от нее письма, потому что не могу решить один. Но ты ей ничего не говори. Она должна сама все решить. Напиши подробно о цехе, о работе, чем сейчас занимаетесь, какие заказы и для кого выполняете…» - так мысленно, с глазу на глаз, беседовал он с отцом. Цедлер поднялся с земли и пошел чистить автомат.

Автоматы били по цели. Но только фонтанчики пыли взметались вверх. Лишь одна мишень опрокинулась. Сегодня это была уже не первая неудача.

- Опять в молоко, товарищ Шварц! - не сдержался обер-лейтенант Экснер. - Доживу ли я до того времени тогда вы хоть раз попадете в мишень? Не хотите или не можете?

Вычислитель Шварц не ответил, да обер-лейтенант и не ждал никакого ответа.

Цедлер посмотрел на Шварца и подумал, что вычислитель он неплохой, а вот стрелок неважный.

Прочистив ствол, Шварц сказал:

- Здесь на меня только и кричат, вместо того чтобы научить, как нужно стрелять по цели.

На минуту воцарилось молчание.

- Чего зря болтаешь? - заметил кто-то. - Всех одинаково учат!

- Действительно, - поддакнул второй солдат.

Взлетев вверх, осветила мишени ракета. Цедлер успел заметить, что Шварц закрыл глаза. Уголки его тонких губ, как и всегда, были опущены вниз, что придавало лицу Шварца презрительное выражение.

И снова автоматная очередь разорвала тишину ночи. Одна за другой падали мишени. Вскоре свет стал слабее и постепенно погас.

Цедлер закрыл глаза и сказал:

- Не надо думать, Герольд, что ты всегда прав, а другие - нет.

- Когда стреляешь по мишени, думай только о том, чтобы попасть в нее, - посоветовал Шварцу кто-то из солдат.

- А нужно ли вообще об этом думать? - спросил другой.

- Обязательно. Но не слишком долго обдумывать, а то может случиться, что поздно будет, - посоветовал Кат.

- А я, когда стреляю, думаю, что передо мною враг, а не мишень, - сказал Цедлер.

- Ну и что? - спросил Шварц.

- Стреляю и попадаю. Пойми, если ты не попадешь в противника, то он попадет в тебя.

- Ты уверен в этом?

- Так было всегда.

Шварц с любопытством посмотрел на энергичное и спокойное лицо Цедлера.

- Если ты знаешь, кто находится на другой стороне, - вмешался унтер-вахмистр Грасе, сидевший позади Шварца, - и знаешь так же хорошо, как и я, потому что ты не глуп, не спрашивай больше об этом.

- А твой отец? - спросил Шварц. - Он ведь живет по ту сторону границы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза