Командировка

- Пошли, Виктор, засиделись. Кончился перекур.

Аида! - Встав, добавил назидательно: -Тебе тоже не посоветую одну за одной смолить. Легкие ссыхаются и чернеют.

Шура Порецкая - ангел сероглазый - терпеливо дожидалась, стерегла импортный станок. Но уже не одна. Около нее и даже как-то сверху тряс волосьями статный паренек, парил орел над случайной добычей.

- ...скукочища - тьфу! Катька Воробьева чухаря привела, фокусы показывал. Сдохнешь! Пятаки глотал, а Жмот ка-ак звезданет ему между лопаток - он пятаком и подавился. Еле откачали...

- Глупо! - жеманясь, сказала Шура. - И правильно, что я не пошла. Одни глупости там у вас.

- Подрыгались под маг, - не уступал парень. - Ко мне Зинка липла. Звала к себе в гости, между прочим.

Молодые люди так увлеклись беседой, что не заметили, как мы подошли.

- Брысь отсюда, бездельник! - приказал Геннадий Иванович. - Хиляй!

- Но-но, батя! - парень занавесился волосами, отодвинулся, но не оробел. - Не возникай!

Помедлив для приличия, он с форсом, покачивая бедрами, удалился.

- Хипарь вшивый! - сказал ему в спину Иванов. - Говорить-то по-русски не умеет.

Шура вступилась за знакомого:

- Почему не умеет. Манера просто такая, Геннадий Иванович. У вас свои слова, у молодежи свои. На слова ведь тоже мода есть, как на одежду.

Иванов с сомнением, но беззлобно покачал головой:

- Мода у него одна - груши околачивать.

- Ой! - сказала Шура. - Это уж совсем ни при чем.

- Как же ни при чем? По словам да по прическе если судить, ладно, можно и ошибиться. Согласен.

А по работе не ошибешься. Как человек работает, такой он и есть. Ты уж, Шурочка, не сомневайся. У твоего гаврика и руки кривые, и ум корявый, и душонка скользкая. Он у меня три месяца в учениках ходил, я знаю, что говорю.

- Он никакой не мой! - сказала Шура, слегка порозовев, что придало ей сходство с распускающимся бутоном.

- Спасибо за разговор, Геннадий Иванович, - сказал я. - До свидания. Может, еще придется встретиться.

Мне не хотелось, чтобы он остался обо мне совсем уж дурного мнения. Но и хорошего я оставить не мог.

Я мог только лезть в душу и знать, что, чем быстрее разойдутся слухи о моей пронырливости, тем лучше.

Иванов, протягивая на прощание руку, смотрел на меня с подкупающе-небрежной казацкой прямотой. Он смотрел на меня точно так, как боевой запорожец, вероятно, вглядывался в одуревшего от подозрительности турка.

- И ему вы не понравились, - с долей сочувствия отметила уже в подземном переходе ясноглазая Шура - К кому теперь пойдем?

- К кому?

- Да, к кому?

- А купаться не пора?

- Купаться вам придется одному, - сухо обронила девушка, с очень сложным, впрочем, подтекстом Уж если я сумел вызвать неприязнь у великолепного начальника Капитанова, если вывел из себя черноглазого книголюба Петю Шутова и огорчил пожилого фрезеровщика Иванова, то вряд ли мне стоит рассчитывать на ее симпатии. Вот что она сказала в подтексте Но не только это. Еще она сказала, что ее молодости и красоте нечего делать с моим запоздалым московским пижонством. Девушки не мастерицы на долгие речи, но умеют многое высказать обходным путем, таким, когда душа с душою говорит напрямик.

- Тогда пойдем обедать, Шура, - сказал я-Это, я думаю, входит в ваши обязанности.

- С чего вы взяли?

- Мне Капитанов объяснил. Он сказал, Шурочка тебя и в столовую сводит. Кстати, вы не родственники?

Шура вспыхнула, как лопнувшая почка:

- Почему родственники?

Так просто. Я слышал, на периферии очень распространена семейственность.

После этого она молча пошла по коридору, а я побрел за ней.

Чувствовалось, что близится обеденный перерыв.

По углам толпились курильщики и вообще царило приятное оживление, как на бульваре перед началом вечерних сеансов. Мы дошли до лифта в вестибюле, тут выстроилась очередь. Шура кого-то высмотрела в очеееди и кинулась с радостным приветствием: "Ой, Здравствуйте, Елизавета Марковна!"

Пожилая женщина с угловато-худым телом подростка, затянутая в узкое синее глухое платье, повернулась к нам, вытянула из очереди длинную тонкую руку и весело сказала:

- Шуренок, миленькая, что же ты не принесла мне чертежи с утра? И где ты была? Я тебе сто раз звонила.

Это была Шацкая, инженер, стоявшая у меня в списке под номером четыре. Именно в списке. В табеле, составленном мной еще в Москве, она занимала место никак не ниже второго, пожалуй, сразу после Капитанова.

Она взглянула на меня мельком, с небрежным прищуром, и я понял: Шацкая знает, кто я, и знает, зачем хожу и вынюхиваю. То есть веду себя не так, как прилично уважающему себя специалисту из столицы. В ее небрежном взгляде порхнула легкая улыбка и даже приглашение к чему-то, но никакой опаски или настороженности в нем не было.

- Шура меня вряд ли представит, - сказал я громко, так что многие повернули.к нам головы. - Она считает, что я приехал специально портить всем настроение. Может, она и права... Виктор Андреевич Семенов к вашим услугам.

- Очень приятно. Елизавета Марковна. Чем могу быть полезна?

- Я приехал по поводу нашего прибора, - сказал я еще громче, уставясь в пол. - Мне необходимо с вауи поговорить.

- Здесь?