Командировка

«Обойдемся без нежностей», — промурлыкала не любившая фамильярностей кошка.

«Обойдемся», — согласилась Ирина Алексеевна и тут же переключилась на сына.

— Константин, — загудел голос Ирины Алексеевны.

Котька вытянулся по струнке и приготовился слушать.

Ирина Алексеевна завелась с полоборота:

— Хоть бы пальто помог снять матери! — Сумки грохнулись под ноги, женщина внимательно всё ощупала своими цепкими глазками — следов девиц вроде не было.

Из глубокой пещеры шкафа раздался звонок.

Котька обмер.

Мать как будто только этого и ждала.

Бетси вздохнула: «Ну, до какой же степени нужно быть бестолковым, чтобы опять забыть выключить звук…»

— Опять за прежнее принялся? Весеннее обострение?! — Ирина Алексеевна замахнулась, но больше для эффекта. — Опять объявлений понадавал?! Опять кто ни попадя в дом таскаться будет?! — строчила мать.

Котька так и стоял не шелохнувшись.

«Артистка», — ухмыльнулась кошка, присаживаясь на подушку.

Ирине Алексеевне нужно было спустить пар, и незачем было отказывать ей в этом удовольствии.

Еще некоторое время женщина то и дело срывалась на крик и наконец стала сбавлять децибелы.

— Дурень! Скорей бы уж женился!

— А если пока не хочется? — мурлыкнула вместо Котьки Бетси.

— Ух ты ж!!! Такая же!!! — прикрикнула Ирина Сергеевна уже на Бетси, видно припомнив, чем закончилась её прошлогодняя любовь с Мурзиком.

Бетси пропустила всё мимо ушей и удовлетворенно вздохнула, Ирина Алексеевна, похоже, закончила выступление.

— Сумку разбери, — скомандовала она, уже хлопая дверью. — На обратном пути зайду!

Бетси проводила Ирину Алексеевну безмятежным взглядом, та исчезла так же быстро, как появилась.

«Осеннее обострение, — передразнила её кошка, когда дверь уже закрылась. — Фу! Как грубо! Женщина вроде неглупая, с кошками разговаривает, а элементарных вещей не понимает… — Перед глазами проплыл образ хулигана Мурзика. — Это же просто расплескивающаяся через край нежность…»

Спасатели

По комнате, разбрызгивая во все стороны звенящий размеренный звук, то падая вниз, то вновь набирая высоту, кружила муха. Уйдя на очередной круг, муха со всего маху снова бросилась на амбразуру стекла и, очумев, сползла вниз. Надежда разбилась. Вдребезги. Снизив обороты, муха присела на болтающийся под самым потолком тряпичный абажур и затихла. Размазанные струйки дыма, поднимаясь к желтому прокуренному потолку, неспешно ползли к чуть приоткрытой форточке: дорога жизни проходила в каких-нибудь трехстах взмахах крыла, но муха её не видела.

За квадратным столом, задвинутым в самый угол кухни, прилепившись друг к другу, сидели двое: курили, щелкали семечки, по-хозяйски сплевывали шкурки на пол. Шкурки кое-где прикрывали срам аляповатой скатерти, цеплялись за подол халатов, кучками, на манер Пизанской башни, ютились на мысочках домашних тапочек. Внутри одного из халатов сидела Валька, халат был явно не с её плеча: из легкомысленных крылышек рукавов торчали мясистые локти, розовые пуговицы с трудом сдерживали натиск рвущегося наружу тела, подол едва прикрывал круглые колени. Валька заскочила к подруге на огонек и уже успела на себя что-то вылить.

Валька, конечно, была не красавица с веслом, но и её трудно было подогнать под стандарты, шаблоны и условности — есть у нас еще женщины не трафаретные! На такую глянешь — и сердце радуется: видная, гладкая, красивая! Настоящая женщина!

Профессия у Вальки тоже была настоящая: она не цокала целыми днями с этажа на этаж, не клацала с утра до вечера двумя пальчиками по клавиатуре, не лязгала языком. Валька была водителем, но не какого-нибудь хлипенького «пыжика» или «енотика», Валентина была водителем самого настоящего железного трамвая. Профессия, что бы там ни говорили, оставляет на каждом из нас отпечаток, двадцать с лишним лет управления трамваем не прошли бесследно и для Валентины, сделали её несколько прямолинейной, возможно, не слишком маневренной и даже твердолобой. Но всё имеет и обратную сторону: если уж появлялась у Валентины цель, то неслась она к ней, как по рельсам, и ничто не могло её остановить… Споров Валентина не любила, компромиссов не терпела, на уступки если и шла, то с большой неохотой, имела на все свое собственное мнение, основываясь на собственном жизненном опыте, и вообще любила во всем порядок.

Сидящая рядом Лида была полная её противоположность, во всем, начиная с внешности. В Лиде, куда ни плюнь, во всем был недовесок. Валя её давно называла своей половинкой, но не из-за всяких там сантиментов, а прямо указывая на её неказистость и худосочность. И действительно, все в Лиде было жиденькое, щупленькое, хлипенькое. Характер у Лиды был тоже не крепкий, зато терпеливый. И замужем она была как бы наполовину. Супруг Лиды Семен большую часть времени был выпимши. О Семене плохого ничего говорить не будем — истоки пьянства до конца не изучены, механизмы действия не совсем ясны, жаль только вот чего: смотришь иной раз на человека — дрянь! Червоточина на червоточине, а не пьет — и выходит вроде как приличненький! А другой… эх… а другой пропадает… Золото! А пропадает…