Командировка

— Как куда? К Капитанову. Он ждет.

— Но мне к нему не надо. Мне надо к давильщику Горжецкому.

— Но Капитанов ждет! — Она сказала это без особого напора, как человек, привыкший к превратностям судьбы и уже махнувший на них рукой. Доверчивое дитя, если бы ты знала, как хороши твои волосы, как таинственны движения, какое вокруг тебя золотое сияние. Когда узнаешь, будет поздно.

— Ну и пусть чуток подождет. Мы мигом. Я пару слов скажу только Горжецкому. И точка.

Между нами шла маленькая война, в которой я легко мог выиграть каждое отдельное сражение, но победить не мог. Я знал, почему Шурочка нацепила золотые серьги и янтарные бусы, знал, почему она сообщила про Капитанова, знал, почему звонила в гостиницу утром, я многое знал такого про нее, что она сама никогда про себя не узнает; но это не приносило мне радости. Пусть бы лучше она все знала, а вокруг меня сплетали свои сети серебряные шмели. Пусть бы я стоял, опершись рукой на колонну, а кто-то другой, всезнающий, подкидывал сухие поленья под мое горящее, несмышленое сердце.

Страшная кара человеку — утоленное любопытство.

К Горжецкому (в моем списке номер шесть) идти было рядом, он работал на первом этаже. Человек с такой пышной актерской фамилией оказался тщедушным мужичком неопределенного возраста. Весь вид птичий, несолидный, даром что давильщик. В комнате-мастерской, где он работал, было шумно, накурено и пахло газом. Шурочка из дверей показала мне пальчиком на Горжецкого и тут же отступила в коридор.

Увидев, что к нему приближается незнакомый человек, Горжецкий выскочил из-за стола с явным намерением скрыться.

— Як вам, к вам, Эдуард Венедиктович, — окликнул я приветливо.

Он беспомощно оглянулся на своих товарищей, один из которых, багроволикий медведь в кожаном фартуке, неожиданно захохотал и ткнул его кулаком под ребра.

Я никак не мог уразуметь, в чем дело?

— Ну чего? — сказал Горжецкий капризно. — Чего надо-то, говорите.

— Я по делу, Эдуард Венедиктович!

Медведь в фартуке, заухав — у-ах, у-ах! — вторично ткнул его под ребра. И остальные, кто был в комнате, стали похохатывать. Неужели Капитанов подготовил мне такую встречу?

— А нету у меня делов с вами, — заявил Горжецкий. — Никаких делов не может быть вообще.

— Маленькое дельце! — я пальцами изобразил, какое маленькое дельце.

— У-ах! У-ах! — ухал кожаный фартук, начиная приседать. — Влип Эдик. Прижучили!

Горжецкий, полоснув меня ненавидящим взглядом, под громкий хохот комнаты, поскакал к двери. Я — за ним. Шурочка изучала стенную газету «Глобус мира». Горжецкий резко повернулся ко мне, прошипел:

— Ты чего, чего? Не мог конца смены дождаться?

Приперло тебе, да? Приперло?!

— Приперло, — сказал я уныло. — Сроки поджимают.

— Т-сс! — он умоляюще прижал палец к губам и кивнул на Шурочку.

— Да что такое, в конце концов?! — не выдержал я. На повышение тона Горжецкий ответил спокойно и деловито.

— Ты учти, — сказал он, — я ей ни фига не должен.

Это никакой суд не докажет! Я ушел — и кончено.

В благородном смысле. Как люди. Черта ей лысого с меня взять… Зря только ходите. Так и передай. Финиш теперь. Я никого не боюсь. Пущай в суд подает, пущай. А я адвоката найму. На Горжецкого где сядешь, там и слезешь…

— Подождите, — перебил я. — Вы за кого меня принимаете?

Но Горжецкий увлекся, он уже не обращал внимания на Шурочку:

— Мало она меня помытарила, да? Сколь я истерпел, другому во сне не приснится. Какое низкое коварство! У меня две справки в наличии. От врача. В смысле нанесенных увечий. Могу выдать на предъявителя.

Это ей мало? Ты спроси. И нечего ходить зазря. Черта лысого выходишь… А за такие угрозы запросто могу привлечь. Там люди тоже понимают. По справедливости… Хошь, четвертную дам? Больше ни гроша. Бери и уходи!

Горжецкий пошарил в кармане халата и извлек скомканный кулечек трешек и рублей, перевязанный белой ниткой, видимо заранее приготовленный. Я понял, что стал невольным свидетелем какой-то житейской драмы. Или комедии.

— Успокойтесь, Эдуард Венедиктович, — сказал я, отстраняя деньги и в свою очередь протягивая ему служебное удостоверение. — Я командированный, из Москвы. Зовут меня Виктор Андреевич. Вот мандат.

Горжецкий разглядывал удостоверение долго, несколько раз сверялся с фотографией. Лицо его прояснилось.

— Значит, ты не от Маньки?

— Я ее знать не знаю.

— А почему сразу не назвался?..

Я с сожалением развел руками.

— Шурка! — крикнул он Порецкой. — Из Москвы, что ли, правда, гражданин?

— Правда.

Внезапно Горжецкий пригнулся, как при артобстреле, и побежал к лифту, давая мне знаками понять, чтобы я следовал за ним. Я взглянул на Шурочку она злорадно усмехал-ась. Горжецкого я обнаружил в укромном уголке вестибюля, за выступом у окна.

— Не хочу, чтобы слышали, — сообщил он, досадливо поджимая губы. — Она, зараза, до чего меня довела. Шизоидом скоро стану… И что характерно, везде у нее агенты. Видал в комнате бугая? Ее агент. Да, точно. Ты не сомневайся.

— По нему сразу видно, что агент.