Командировка [litres]

Надежда была на Эдварда и конечно же на банкира Николо Поберуччи. За банковским вкладом шпиона Джона Смита наверняка следили. Но была уверенность, что сын и банкир сумеют деньги снять незаметно, обойти агентов ФБР. Из-за какого-то негодяя он, профессор Коваль, рисковал репутацией своего сына.

Как апрельское солнце торопило запоздавшую весну, так время торопило Ивана Григорьевича. Утром он сказал Васе:

— Сегодня едем в Николаевку.

— В которую? — переспросил тот.

— А что — их несколько?

— Две.

— Тогда уточню.

Он позвонил мэру. Славко Тарасович объяснил: да, есть две Николаевки. Одна из них — Ложная, ни на какой карте не обозначена. В Ложной Николаевке находится подземный завод по производству электронного оборудования для космических кораблей военного назначения. Работники этого завода, за исключением имеющих «форму два», от внешнего мира изолированы. Завод в отличие от «почтовых ящиков» Прикордонного работал в прежнем режиме, но неизвестно, кто его финансировал.

О существовании Ложной Николаевки прикордонцы знали, ходили слухи, что там «обалденные заработки». Лучшие специалисты города из числа электронщиков, наладчиков, программистов уже перебрались туда, а кое-кому удалось и забрать свои семьи.

О Ложной Николаевке говорили с уважением: «Это не Арзамас-16. Эту фирму Америка не раскурочит». Ложную Николаевку, по свидетельству знатоков, курочить было опасно. Любопытные иностранцы, пытавшиеся туда проникнуть, бесследно исчезали. Не обходилось здесь, по всей вероятности, без направляющей руки Ажипы-старшего.

— Мой батя там, как Соловей-разбойник между Муромом и Киевом, — намекнул Славко Тарасович. — Так что езжай, ты на него наткнешься.

— Он же на пенсии? — вырвалось у Ивана Григорьевича.

— Мало ли что… Пенсия — понятие относительное… Но раз ты решил нанести визит, сначала зарули ко мне. Я передам бате лекарства. Он просил достать самые-самые.

Лекарством оказались новые французские ингаляторы.

— Такой здоровый, вроде износу не будет, — без тени сочувствия говорил Славко Тарасович, вручая объемистый пакет. — А вот надо же, подхватил астму… Ты его как врач проконсультируй. Он любит выслушивать знаменитостей.

— Ну, допустим, я не знаменитость.

— Вот именно, допустим. Ты у моего бати на особом счету. Он сам мне признался. А уж он… Да ты знаешь, кто он. А ты у него один из немногих, кто полностью оправдал его надежды.

Кроме ингаляторов, Славко Тарасович передал какие-то ящики.

— Что тут?

— Что… Завтра будет вся Николаевка пить чай с лимонами, а детворе набьет карманы сосательными конфетами… В общем, что увидишь, ничему не удивляйся, батя у меня со странностями: любит раздаривать, Обычно старики с возрастом жадней, а он, представь себе, все тот же.

Выехали в полдень. В пригороде задержались у бензоколонки. Пока Вася заполнял бензобак и в двигатель подливал масло, сзади, тоже на заправку, подрулила «вольво».

— Иван Григорьевич, приветствую!

Из шикарного салона иномарки — знакомая физиономия — Витя Кувалда! Косолапо выбираясь из машины, он, как всегда, сияюще улыбался, даже огромный шрам через все лицо его не безобразил.

Подошел, за руку поздоровался. В рукопожатии чувствовалась огромная сила.

— А я вас, Юрий Алексеевич, все собираюсь поблагодарить…

— За что?

— За Женю Забудского.

Витя Кувалда изобразил смущение, улыбка с лица исчезла.

— Пустяки, — сказал серьезно. — Вы же меня просили.

— А профессора Гурина ограбили, — продолжал Иван Григорьевич. — Даже дареный бинокль отобрали. Человек вышел смотреть комету…

— Комету? В наших краях? — удивился Витя. — А почему я не знаю?

— У вас хватает и земных забот.

— И то верно, — согласился тот. — В наше время в небо засмотришься — без головы останешься. Рынок ведь. А на рынке самый лютый зверь — конкурент. Вот и воюешь с ним где кнутом, где пряником.

И Витя Кувалда пустился в болтовню, видимо, чтоб уйти от разговора о профессоре Гурине.

— Конечно, без конкурента жить можно, — говорил он. — При социализме-то жили, но там был план. А тут два частника, и оба с деньгами. Не на жизнь, а насмерть бьемся за продавца рабочих рук. Он без нас пропадет, а мы без него. Диалектика. Закон единства и борьбы противоположностей.

— Вы изучали «Капитал»?

— Даже побывал в партии, — похвалился. — Правда, недолго. Мне нужно было съездить за бугор, поднабраться опыта. А беспартийных пускали не очень. Сочинил заявление: «Желаю строить коммунизм в первых рядах его строителей». Приняли. Я тогда был машинистом шагающего эскаватора. Деньгу загребал, куда тому директору. На одни мои взносы можно было прокормить секретаря горкома.

— Вы что кончали?

— Семь классов. И восемь лет пришлось на два университета.

— С семью классами в университет? — изумился Иван Григорьевич, учитывая, что у нас и невозможное возможно. Смутили университеты, куда принимают семиклассников.

— Туда, Иван Григорьевич, принимают и с двумя. Были бы заслуги.

По пути в Николаевку Иван Григорьевич поинтересовался у водителя:

— Ты Витю Кувалду хорошо знаешь?

— А кто его не знает?

— Он что — два университета закончил?