Командировка [litres]

За разговором не заметили, как скоротали время. Из-за покатого холма выплыли белые корпуса одноэтажных строений.

— Ложная Николаевка?

— Что вы! Еe нет на местности. Есть села, поселки, тысячи гектаров тополей и сплошные плавни.

Толком никто не знает, где она, Ложная Николаевка. Говорят, в войну вокруг одного важного настоящего аэродрома строили десятки ложных. Так и здесь…

Глава 53

Восьмого марта Тарас Онуфриевич Ажипа отметил свое восьмидесятитрехлетие. Крупный, кряжистый, совершенно седой, но не по годам подвижный, он и в этом возрасте сохранил подтянутость и молодцеватость. Его очень молодила стрижка «под бокс». Он еще заглядывался на молодиц. При виде бойких и пригожих, возбужденно покашливал в кулак, при этом непроизвольно крутил пышный казацкий ус.

Родился он на берегу Донца, в поселке под военным названием Третья Рота (теперь поселок входит в черту города Лисичанска). Отец работал машинистом паровоза на содовом заводе русско-бельгийского акционерного общества «Любимов, Сольве и К°». Мать при заводской больнице служила санитаркой. Чуть ли не с четырех лет Тарас научился читать. В больнице, в крепком краснокирпичном здании, стоявшем на склоне крутой горы, пол был выложен узорчатой керамической плиткой. На всех плитках было отпечатано одно слово: «Харьковъ». Это слово стало первым, которое прочитал Тарас. Рос он в больнице и на заводе. Но завод притягивал сильнее. Там отец катал его на маленьком, без тендера, паровозе.

Мальчик мечтал быть машинистом. Но жизнь продиктовала свою линию. Уже летом семнадцатого года рабочие Лисичанска установили у себя советскую власть. В октябре такая же власть победила и в Питере. Весной восемнадцатого Третью Роту заняли немцы, после немцев — петлюровцы, их желто-голубой флаг висел над управой ровно две недели. Потом опять была восстановлена советская власть. Поселковый совет организовал отряд самообороны, в него вступили отец и мать: отец — бойцом, мать — санитаркой. А когда летом девятнадцатого на Москву поползли деникинские бронепоезда, отряд у села Волчеяровка принял неравный бой. Тот страшный день Тарас запомнил до мельчайших подробностей: от завода в гору бежал соседский мальчик, он кричал, чтоб все его слышали: «Беляки убивают наших!»

Тарас бросился к заводу. У высокой каменной стены стояла толпа, окруженная вооруженными солдатами. В толпе он узнал своих родителей. У отца на голове белел бинт, у матери была разорвана кофточка. Мать поддерживала отца. Тарас только и успел крикнуть: «Мамка!» Но тут раздался оглушительный залп, и люди, стоявшие у стены, словно нехотя, попадали.

Тарас кинулся к родителям, расталкивая солдат, перезаряжавших винтовки.

— Куда, сопля? — Его схватил за волосы офицер, весь в ремнях и с наганом, швырнул на груду камней из развороченной мостовой.

Скуля и плача, Тарас хватал булыжины — тяжелые и скользкие, они вываливались из рук.

Расстрелянных бойцов самообороны похоронили на следующий день, а маленького Тараса взяла к себе мамина подруга — фельдшерица тетя Лиза. Она и стала мальчику второй матерью.

С «аттестатом зрелости» Тарас пришел в военкомат, попросил, чтоб его направили служить в войска НКВД. Потом было военное училище, высшая школа НКГБ. В войну командовал заградотрядом: ловил диверсантов и дезертиров. Диверсантов передавали в армейский Смерш, а дезертиров по ночам выводили в сосновый бор. И каждый раз, когда приговоренных выстраивали перед ямой, вспоминал пасмурный июльский день, когда белые расстреливали его родителей. С детства он мечтал расстреливать деникинских офицеров. Но время их уже давно ушло. Тайная мечта, казалось, так и осталась мечтой.

После войны он служил в Москве и там узнал, что скоро будут казнить изменников Родины и в их числе генерала Деникина. Тарас Онуфриевич обратился к своему высокому начальству и попросил не отказать ему в просьбе — собственноручно повесить генерала Деникина.

— Добро, — сказал высокий начальник, — мы вас включим в группу исполнителей воли народа.

После казни изменников Родины Тарасу Онуфриевичу предложили возглавить Управление госбезопасности на Украине, в закрытом городе. Там закладывалась новая отрасль оборонной промышленности.

Так Ажипа, к тому времени уже подполковник, оказался в Прикордонном. Сына, чтоб не испортился, он не рискнул оставить в Москве, в интернате, привез с собой. Его товарищи по войне стали генералами, он вырос только до полковника. Выше подняться в звании не позволила должность.

Менялись директора «почтовых ящиков», секретари горкома, а кагэбист Ажипа оставался все в одной и той же должности. В отставку его вытолкнули за поддержку гэкачепистов. Но дальновидные люди без работы его не оставили.