Командировка на дуэль

Почтовый треугольник заколебался. Во тьме беспросветности мелькнул лучик компромисса. Но поскольку Вера в этом торжище не участвовала, заседание решили продолжить на следующий день, в ее присутствии.

А на следующий день Вера уехала. Насовсем. «Вера проявила слабость, — написали в редакцию ее рьяные должностные защитники. — Она испугалась встречи лицом к лицу с человеком, который ее оскорбил, и уехала неизвестно куда. Пошла прахом большая оргработа, в которой участвовал почти весь коллектив почты. Помогите нам установить новое местожительство Веры, и мы, безусловно, добьемся от руководителей СМУ положительного решения».

Я читал это письш) и чувствовал облегчение оттого, что «большая оргработа» пошла прахом. Но жгло душу нездоровое любопытство: что произошло бы, если бы все-таки удалось добиться от СМУ положительного решения? Ну, предположим, появилась бы на свет такая формулировка: «Обязать техника Плешко Н. С. в декадный срок возвратить тов. Олищук В. И. руку и сердце. Об исполнении доложить главному инженеру управления». Так, во-первых, не всякий главный инженер — инженер человеческих душ. А во-вторых, Вера наверняка откажется принять на свой баланс нечистую руку и коварное сердце.

«Обман должен быть наказан! Уверены, что редакция в этом нам поможет», — завершается письмо из Карловки.

Конечно, обман достоин кары. Но есть такие случаи, когда на дуэль вызвать можно, а на заседание месткома — нельзя. Когда защита оборачивается бесцеремонностью, а сочувствие — глумлением. Когда влепить пощечину благородно, а влепить строгача — незаконно.

Кстати, тамошний участковый уполномоченный, мудрый и старый старший лейтенант, еще в самом начале предложил:

— Бросьте свои протоколы! Надо отвести его в сторонку и дать разок по шеям. А я отвернусь. Сделаю вид, что ничего не заметил.

Уж не знаю, сколько стоило бы дать по шеям — раз, два или ни разу. Но в главном участковый прав.

105-я СТРАНИЦА ПРО ЛЮБОВЬ

Королева Шантэклера, о несравненная королева!.. Лишь в полдень, с опозданием, вывесили объявление, а к ночи, когда звезды обильно прокомпостировали аспидное южное небо, летний кинотеатр дома отдыха, вездесущей пылью и нетесаными досками забора напоминающий загон для молодняка крупного рогатого скота, был переполнен. Билетов продали втрое больше нормы, и казалось, все Кавказское побережье снесло сюда по двадцать копеек, чтобы на досуге порыдать над историей несчастной любви роскошной королевы, неоднократно и справедливо раскритикованной в печати за художественную неполноценность.

Дети до шестнадцати лет на сеанс, конечно, не допускались, поэтому на коленях у взрослых сидели взрослые же: знакомые, друзья, родственники. Остальные зрители, которым не досталось даже родственных коленей, толпились в проходах.

Перед началом сеанса у пятнистого экрана появился юный киномеханик и сурово произнес:

— Чтоб которые в проходах голову под луч не совали, а кто сунет — вырубаю кино! И тогда хоть просите, хоть не просите!..

И величественно удалился.

Королева пела песенки, ее возлюбленный готовился к своему художественно не оправданному самоубийству, бесчисленные мотыльки метались в проекционном луче, а я думал о Пете.

Петя — это юный киномеханик и по совместительству кассир. Вообще-то он славный и обходительный парень, хотя девятый класс дался ему с превеликим трудом. Но куда девается вся его обходительность, едва Петя приступает к служебным обязанностям? На публику он обычно покрикивает, грозит санкциями, ничуть не смущаясь тем, что в зале почти все старше его. Вот рядом со мною сидит пожилой слесарь, ударник труда, чуть дальше — майор, на коленях у которого примостился кандидат химических наук, его отец... И всем им безусый Петя без тени робости адресует свой ультиматум: «Кто сунется — вырубаю!..».

По всем небесным и земным законам ни слесарь, ни майор, никто вообще из сидящих в зале ничем перед Петей не провинился. Скорее, наоборот. Они приобретали билеты, не подозревая, что за отсутствие мест администрация в лице Пети никакой ответственности не несет. Они шли на полуторачасовое свидание с королевой, пребывая в наивном убеждении, что билет в кино гарантирует местечко на скамейке. А им, солидным, облеченным гражданам, предоставляют «места» в проходе, да еще грозят санкциями как каким-то «зайцам».

Но самое поразительное, что никто из зрителей не протестовал против столь надменного обращения с собою. В душе — может быть, не знаю, чужая душа вообще потемки. Однако вслух никто не возмущался. Потому что хорошо воспитаны? Или привыкли?..