Командировка на дуэль

Да, мне бы он, вероятно, улыбнулся не так. Но меня в данном случае заинтересовало другое. Я вдруг предельно четко осознал: большинство тех, молодых работников сферы обслуживания, которые порою облучают клиентов угрюмыми взглядами, прекрасно ведают, что такое хорошо и что такое плохо. Просто экзамен на квалификацию они сдают не каждый день, а раз в несколько лет, а потому далеко не в каждом клиенте видят председателя или, на худой конец, члена комиссии. Все остальные, так сказать, равноправны, они «такие же, как и мы», и улыбаться им можно разве что на основе взаимности. Иначе: «Что я им, холуй!»

Ох уж эта основа взаимности! Хотя мы с вами твердо решили, что ни за что не пойдем топиться, полюбив работницу кафе, все же с подобным «равноправием» следует разобраться.

С тех пор как человечество пришло к выводу, что одному и тому же индивидууму нецелесообразно быть одновременно и академиком, и плотником, и швецом, и жнецом, и на дуде игрецом, словом, с тех пор как всеобщее разделение труда стало свершившимся фактом, основа взаимности далеко ушла от примитивного обмена чем угодно: санями, валенками, самолетами или улыбками. Другими словами, полного, тютелька в тютельку, равноправия в процессе производства нет и быть не может. Я дремлю под гул моторов, а в это время пилот самолета неотрывно следит за приборами. Я читаю газету, шевеля пальцами в безразмерном носке, а сапожник спешно и качественно вгоняет гвозди в мою прохудившуюся подошву. Вы сейчас сладко спите, а я пишу этот фельетон... И так во всем!

Давно и неопровержимо установлена четкая взаимосвязь между ростом товарооборота и качеством товаров. Но, вероятно, если бы мы обратились к экономистам и социологам, они сумели бы показать не менее четкую, в цифрах выраженную взаимосвязь между ростом товарооборота и качеством улыбок, между выполнением торговых планов и любезностью продавцов, официантов, работников бытового обслуживания. Сегодня все больше товаров навсегда лишаются надоевшего определения «дефицитный», и соответственно особенно заметным и нетерпимым становится дефицит профессионального мастерства, профессиональной четкости и профессиональной культуры.

Впрочем, профессиональная культура вряд ли возможна без культуры общей. Я в этом лишний раз убедился, когда свидание с королевой Шантэклера подошло к концу и в зале вспыхнул свет. У выхода я встретил Петю и сказал:

— Напрасно ты так грубо разговаривал с людьми. Вот напишут об этом, и тебе еще попадет.

— Пускай только попробуют! Они бездельники, а я работаю! За кого поверят — за меня или за них?

— Петя, ну разве так можно говорить о людях? И кроме того: не «за кого поверят», а «кому»!

Петя подумал и признал ошибку:

— Так у меня ж по русскому переэкзаменовка...

МИР УДАЧИ

Все совершенствуется: в телевизорах поселилась радуга, чай в поездах крепчает, орлята учатся летать. И зажим критики, исходящей снизу, тоже не стоит на месте. Теперь не встретить уже такого начальника, который в перерыве собрания вызывал бы к себе в кабинет нижестоящего критика и вопил бы, брызжа слюною и круша полумягкий инвентарь: «Закопаю! Растопчу! Со свету сживу в двадцать четыре часа и с лишением жилплощади!»

Нет, теперь вам не увидеть такого — повымерли. А если вдруг ненароком повстречаетесь, знайте: это не настоящий зажимщик. Это пережиток, редкостный экспонат, дедушка отечественного волюнтаризма. А что данный дедушка слишком громко вопит, так ведь шепотом лебединую песню петь неинтересно.

Все это, понятно, не означает, что с голым администрированием совсем уж покончено — просто нынче оно не такое уж голое. Чаще всего оно до бровей запахнуто в маскировочный халат невозмутимой объективности. Сегодняшний зажимщик не суетится, не порет горячку и вообще всячески избегает внешних эффектов. Он подкарауливает миг удачи, как умудренная жизненным опытом кошка ждет притаившуюся мышь: благодушно прижмурившись и даже чуть отвернувшись в сторону. Потом внезапный прыжок, короткий писк, и вот уже автор критических замечаний, растерянно улыбаясь и не до конца еще понимая, как это все случилось и в какие именно вечера, несет заявление: «Прошу по собственному...» И объясняет потом причину ухода своим друзьям и знакомым: «А-а, надоело!..»

Но это не ему надоело. Это он надоел.

Да и как же мог не надоесть, скажем, машинист тепловоза Белан директору шиферного завода Гончаренко? Кто выступал на собрании заводского актива с острой критикой администрации? Кто сообщил областному комитету народного контроля о приписках, перерасходе сырья, покровительстве явно не заслуживавшим доверия гражданам? Он, Белан! Кого благодарила прибывшая комиссия, когда факты подтвердились? Его, Белана! Кому исключительно обязан директор сгущавшейся над ним, но, к счастью, не разразившейся грозой? Да все ему же, Белану!

Ну так что, прикажете разбивать в щепу полированные столы? Бессильно скрежетать зубами, укрывшись в тени президиумного графина?

Директор отверг и то, и другое. Ну и молодец, и умница. Потому что всего, чего хочешь, можно дождаться, было бы здоровье.