Командиры мужают в боях

В те дни мы впервые увидели в небе наши новые боевые самолеты; не «чайки» и не «ишачки», а самолеты, похожие на «мессеров». Мы даже не знали, как их называть. Одни утверждали, что это «миги», другие — «лаги», третьи — «сухи», или «суги». В воздухе они действовали лихо и часто сбивали фашистские самолеты. Это вызывало восторг бойцов.

Еще больше обрадовались мы тому, что вместе с нами будут действовать танки Т-34 и КВ. Я знал, что у нас есть такие машины, но ни разу еще их не видел. Какие они? Наконец к нам прибыли танкисты. Сначала они обследовали маршруты, потом осмотрели лес, чтобы определить, проходим ли он. А накануне наступления по маршрутам прошли механики-водители.

В расположении дивизии появились также незнакомые артиллеристы. Они оборудовали наблюдательные пункты и стали изучать передний край противника.

Нашему батальону предстояло наступать в направлении курган +2.6, Купьеваха, Перемога. Для этого нам надо было произвести небольшую перегруппировку, часть занимаемого участка передать другим подразделениям.

Под вечер мы с комиссаром пошли к минометчикам, чтобы уточнить для них цели на случай, если неприятель попытается помешать нам произвести смену.

Старший политрук Соколов доложил, что минометная рота готова к открытию огня. Интересовавшие нас вражеские огневые точки минометчики уже пристреляли. В это время гитлеровцы начали, обстреливать 3-ю роту.

— Раньше с этого направления огня не велось, — встревожился я. — Значит, у фрицев появились новые минометы.

Командир минометной роты Цурбанов взял буссоль (прибор, которым артиллеристы пользуются при подготовке данных для стрельбы) и побежал на свой НП, находившийся в нескольких десятках метров от огневых позиций. Оттуда хорошо просматривалась оборона фашистов. Спустя несколько минут он передал данные первому расчету, затем скомандовал:

— Одной миной, огонь!

После нескольких выстрелов Цурбанов, сделав поправки, приказал:

— Взводу — три мины, беглый… огонь!

Ракчеев с Соколовым стояли чуть в сторонке от минометов, а я подошел к одному из расчетов и начал наблюдать за его действиями. Неожиданно раздался истошный крик Цурбанова:

— Куда?!

Видимо, он хотел кого-то от чего-то предостеречь, но не успел. И мы услышали его голос, полный отчаяния:

— Ложись!

В тот же миг на позиции, где находился и я, раздался взрыв. Я упал, по-видимому, от толчка, но сразу же поднялся на ноги. Вижу: Ракчеев лежит, политрук Соколов, схватившись за живот, катится под откос, в лотках горят дополнительные заряды, ствола у миномета нет, осталась лишь одна плита и что-то от двуноги-лафета. Первый номер изуродован, но еще жив, второй убит. Подбежал Цурбанов, принялся растаскивать лотки, а я — ящики с минами.

Послышался стон Ракчеева:

— Сердце… сердце…

Бросился к нему:

— Что с тобой?

— Сердце болит, сердце… — твердил он.

Я расстегнул его телогрейку, гимнастерку и увидел в области сердца кровоподтек. Телогрейка была изодрана, в вате застряло много мелких осколков. Я стал успокаивать Михаила Ильича: все в порядке, раны нет, а только синяк. Смотрю, ему плохо: бледный, из-под подбородка стекает кровь. Поднял его голову, в шее торчали два или три мелких осколка, я их вытащил, наложил бинт. Потом вместе с Цурбановым кое-как перевязали Соколова, он был тяжело ранен.

— Жаль Соколова, хороший политрук, — с горечью сказал Цурбанов. — Как раз сегодня он получил приказ о назначении в политотдел дивизии, но решил идти туда завтра. Хотел еще немного побыть в роте…

А неподалеку, возле дерева, стоял и ругался младший лейтенант Кабанов, только что вернувшийся из госпиталя. Он был еще с вещевым мешком. И вот его снова ранило в бедро. Мы оказали помощь и ему.

Виной всему был первый номер: после выстрела он сразу же зарядил миномет, а второй номер, зная, что мину в ствол опускает только он, послал туда вторую. Они и взорвались. Так недисциплинированность одного бойца привела к катастрофе. В ночь на 12 мая батальон занял исходную позицию для атаки. Во второй половине ночи саперы сделали проходы в минных полях.

Нам объявили приказ командующего фронтом, в котором отмечалось, что в войне наступает новый этап — этап освобождения нашей Родины. Это еще больше воодушевило нас. Бойцы и командиры рвались в бой.

Все шло по плану. Ранним утром раздались мощные залпы, началась артиллерийская подготовка. В ротах напряженно ожидали сигнала к атаке. У людей словно выросли крылья: с нами артиллерия, танки, самолеты! О себе, о том, что сейчас произойдет, — прорвемся ли, ранят ли, убьют ли, — в тот момент не думалось.

В расположении немцев все потонуло в дыму разрывов. Кургана +2.6 совсем не было видно. Наконец сигнал подан. Роты дружно поднялись и, ведя огонь на ходу, устремились к кургану +2.6. В первой линии окопов мы не встретили сопротивления, наша артиллерия все перевернула здесь вверх дном. В блиндажах и траншеях было белым-бело от пуха и пера. Гитлеровцы жили с комфортом. Они поотнимали у населения тюфяки, подушки, перины и перетащили к себе.

Почти без потерь батальон достиг Купьевахи, расположенной в низине. За ней виднелись возвышенность и лес.