Комбат по прозвищу «Снежный Лис»

Лейтенант понял, что может нарваться на неприятность, и развалисто зашагал к своей машине. Его увидел ротный Голиков, бывший начальник разведки батальона.

— Ты чего шатаешься, Василий? Твоё место с экипажем. Всякое хождение запрещено, немцы под носом.

— Да я по нужде выходил, товарищ старший лейтенант.

Но Савелий Голиков что-то высматривал в бинокль, а затем, не обращая внимания на Будника, подбежал к «тридцатьчетвёрке» комбата:

— Немецкий грузовик, Андрей Михайлович!

— Вижу, — отозвался Шестаков. — Тягач «Ганза». Правда, без пушки на прицепе. Не иначе, за дровами фрицы пожаловали. Не удалось нам до темноты отсидеться.

Это был грузовой полугусеничный тягач «Ганза-Ллойд» смассивной кабиной и открытым кузовом. То, что брезент был снят, говорило о том, что он наверняка направляется за дровами. В кабине теснились, кроме водителя, трое солдат, а машина быстро катила по снежной колее к перелеску.

Рациями в батальоне пользоваться категорически запрещалось, и заместитель комбата Григорий Калугин, пригибаясь, спешил к Шестакову.

— Вот, бля, приспичило им! Что делать будем?

— Хорошо бы без стрельбы обойтись, — озабоченно проговорил комбат. — Глядишь, часок-дру-гой бы выиграли.

— Они нас за километр разглядят.

— Могут и ближе подкатить. Весело едут.

— За пятьсот метров точно увидят, — сказал Калугин. — Развернутся, и назад. Придётся стрелять.

Не зря Шестакова окрестили Снежным Лисом. Раздумывал он недолго и приказал позвать Фёдора Тихонова.

— Федя, заводи свою коробочку. Башню развернёшь стволом назад и попробуй смять «Ганзу» без лишнего шума. Особенно без стрельбы.

— Может, крест на кормовой части намалевать? Успеем.

— Театр тут не поможет. Двинетесь с Панченко спокойно навстречу и бортом смахнёте немца на обочину. Бейте по капоту и кабине, чтобы вякнуть никто не успел. Если сумеете, захватите «языка». Но самое главное — не дайте им удрать или начать стрельбу.

Батальон настороженно замер, наблюдая за приближавшимся тягачом. Будь в кабине поменьше солдат, они бы уже разглядели русские танки. Но за оживлённым разговором, который отвлекал и механика-водителя, опасности никто не заметил. Тягач приблизился к роще метров на шестьсот.

— Давай, Фёдор, — скомандовал Шестаков.

Т-70 на приглушённых оборотах успел проехать не меньше сотни метров навстречу тягачу, когда механик-водитель остановил машину и высунулся наружу. Странный танк, покрашенный в белый цвет, появился словно ниоткуда. Механик тягача был из тыловой службы и реагировал медленно.

Зато быстро понял ситуацию унтер-офицер, старший группы.

— Разворачивайся! Это русские.

— Откуда они здесь взялись?

— Из задницы!

Механик торопливо разворачивал тягач, но русский танк прибавил скорость. Минута замешательства сыграла роковую роль для дружной компании тыловиков. Сержант Игнат Панченко догнал тягач и ударил бортовой частью по переднему колесу и капоту. Т-70 был лёгким танком, но масса десять тонн выбила из оси левое колесо, смяла капот и кабину, столкнув тягач на обочину.

Механик-водитель был раздавлен ударом. Сидевший рядом солдат потерял сознание. Унтер-офицер и уцелевший тыловик выскочили наружу и побежали по снегу к неглубокой промоине. Оба были вооружены. Солдат тянул из-за спины карабин, а унтер-офицер выхватил из кобуры пистолет.

Русский танк, разворачивая на ходу башню, перемахнул через дорогу, преследуя обоих. На скорости сорок километров Т-70 быстро догонял их. У солдата-тыловика не выдержали нервы. Отшвырнув винтовку, он поднял руки.

Удар переломил тело, оборвав короткий крик. Унтер-офицер понял, что вальтер его не спасёт, и выдернул из сапога ракетницу. Хотел выстрелить вверх, чтобы дать сигнал тревоги, но в последние секунды передумал — лучше позаботиться о собственной жизни. Ракета огненным комком разбилась о лобовую броню танка, ослепив механика Панченко.

Машину повело в одну, другую сторону, а унтер-офицер, пригнувшись, бежал к промоине. Лейтенант Тихонов не решался стрелять, но другого выхода не оставалось Башенный «Дегтярёв» отстучал очередь, свалил опытного немца в снег в пяти шагах от промоины.

— Игнат, как глаза? — ощупал Фёдор лицо товарища. — Открой, не бойся. Тебе только лоб обожгло. Видишь меня?

— Вижу, ей-богу вижу! Сволочь фашистская, хотел глаза выбить.

— Сможешь машину вести?

— Смогу. Только точки красные мелькают.

— Заводи мотор, я сейчас вернусь.

Добежав до унтер-офицера, Фёдор подобрал пистолет, достал из кармана документы, подвернувшуюся зажигалку. Немец, смертельно раненый тремя пулями, шевельнул губами и хрипло выдохнул. Изо рта текла кровь. Лейтенант, прыгнув в люк, крикнул механику:

— Игнат, гони к тягачу. Может, «языка» возьмём.

— Ты часы с фрица снял?

— Какие часы! Он там хрипит, умирает.

«Языка» добыть не удалось. Солдат лежал со сломанными ногами возле развороченного капота. Прорвав тёплые брюки, наружу торчала кость. Немец открыл глаза, что-то прошептал. Лейтенант понял, что тот просит помощи.

— Снимай часы и гоним к нашим, — высунулся из люка Панченко.

Фёдор отстегнул ремешок и протянул часы механику.

— Забирай. Сейчас документы поищу, вдруг пригодятся.