Так ему казалось. Но евро лежали далеко от ствола на довольно тонкой ветке. Молодой человек хотел ее тряхнуть, но тут рядом с деревом остановилась компания. До Андрея снизу донеслись голоса. Кажется, у него даже поинтересовались, чего ради он вздумал изображать из себя бурундука-переростка. Но Андрею было не до ответов на дурацкие вопросы. Утвердив одну ногу на основании ветки, а вторую оставив в воздухе, он правой рукой крепко ухватил ствол, а левой потянулся за деньгами. Пальцы застыли в каких-то двадцати сантиметрах от купюры. Будь у него руки, как у гиббона, заветная сотка обрела бы нового хозяина. Оставив ногу на месте, Андрей ослабил хватку ствола и наклонил туловище в сторону купюры. До нее оставалось совсем чуть-чуть, когда ветка треснула и обломилась. Охотник за сокровищами не успел вновь крепко обхватить ствол и полетел вниз. От удара о толстый сук, росший почти у основания березы, Андрея развернуло, он, совсем не желая этого, сделал в воздухе сальто и уткнулся ногами в землю. Инстинктивно он самортизировал удар, отделавшись всего одним переломом и несколькими ушибами. Дальнейшая судьба ста евро для него навсегда осталась тайной.
История Романа оказалась куда прозаичнее. У него в доме расшатались купленные всего два года тому назад табуреты, а один из них грозил вот-вот развалиться. Мужчина решил не уродовать почти новую мебель стяжками, а воспользоваться клеем. И купил на рынке какой-то суперклей, гарантирующий идеальный результат. Он разобрал на части разваливающийся табурет, точно по инструкции смазал, где надо, клеем, соединил, крепко прижал и оставил на час, чтобы хорошенько схватило. По истечении этого времени Роман взгромоздился на починенную мебель. Не для того, чтобы вкрутить лампочку или достать искусственную елку с антресолей, а всего лишь для того, чтобы проверить качество своей работы. Он успел только встать на табурет, и тот развалился, будто его щедро смазали не клеем, а манной кашей. Роман грохнулся на пол, да так неудачно, что оказался в больнице. Он являлся старожилом палаты, находился здесь больше недели и мог бы уже ходить на костылях, но в силу возраста и слабого здоровья оставался лежать в постели. Яков и Андрей пострадали буквально за день до Старикова, так что все больные в палате были лежачими. Они мрачно подшучивали друг над другом, говоря, что надо было с детства учиться ходить на руках, тогда бы исчезли многие нынешние проблемы.
Но главной была проблема свободного времени. Даже для Никиты, хотя Ирина проводила рядом с ним довольно много времени. Но Стариков понимал, как трудно постоянно находиться рядом с прикованным к постели человеком, даже если любишь его. К тому же в сугубо мужском коллективе есть некоторые специфические вещи, которые исключают постоянное нахождение женщины. Какое-то время убивалось разговорами, но они как возникали, так и обрывались, когда пришедшие на ум темы исчерпывались.
Роман единственный из всех развлекал себя чтением. У остальных с этим было сложнее. Андрей, дитя компьютерного века, не ведал такого понятия, как домашняя библиотека. Вот игротека – это само собой, а библиотека – что за фигня? Игроману Якову было жаль тратить деньги на литературу, и даже у Никиты, к его стыду, дома на полке стояло всего десятка два книг, знакомых от корки до корки.
Роман не был жадиной и мог поделиться своими томиками с желающими, но он воспитывался на классической литературе и вкус имел соответствующий. Андрей, попросивший у него что-нибудь почитать, осилил только две страницы «Бесов», после чего захлопнул книгу и удивленно посмотрел на Романа. Он не мог понять, отчего за целый лист убористого текста никого еще не убили, не изнасиловали, не посадили в тюрьму. И вообще, где менты с улицы разбитых фонарей, Саша Белый, Глухарь, куда они все подевались?
Роман попытался упростить Андрею задачу и дал ему «Жизнь взаймы» Ремарка, но и этот писатель оказался слишком многословен для молодого человека. Ему хотелось, чтобы все было, как в его любимых играх: минимум рассуждений и максимум действий за единицу времени.
После этого Ремарк достался Старикову. Никита поудобнее устроился в кровати, раскрыл книгу и даже успел удивиться тому, что паренька с заправочной станции звали Герингом, но вдруг распахнулась дверь и в палату зашел Комбат. Он был мрачнее тучи.
– Борис Иванович! – радостно воскликнул Стариков, отложив книгу в сторону.
– Здравствуй, Никита! Я только что с рынка. Думал поговорить с тобой, а твои ребята сообщили мне о несчастье. Это моя вина, нельзя было оставлять тебя одного.
– Нет, Комбат, я сам дал маху, думал проскочить втихаря, но меня засекли.
Стариков говорил намеками, опасаясь лишних ушей. Вроде его соседи – люди хорошие, но вдруг сболтнут о делах Никиты кому-то из персонала клиники. Конечно, бандиты об откровениях Старикова узнают вряд ли, а вот следователь запросто, если кто-то из медиков захочет ему угодить. И душу ему вытрясет, пытаясь докопаться до истины.
– Погоди минутку, – сказал Рублев, догадавшись о сомнениях Никиты.