Комбинации против Хода Истории[сборник повестей]

— Чтоб душа у вас кровью не залилась, можем эдак, — предлагает хозяин. — Коли воротитесь и скажете — валенки, мол, вам были без надобности, я возверну вам ботиночки.

Соглашаюсь. Хозяин одобрительно бормочет:

— Умно! Ещё как умно. — Даёт мне мятые листы обёрточной бумаги: из такой в лавках сворачивают кульки для пряников, сахара. — Поверх нательной

рубашечки, сударь, завернитесь. А после — пухом… — суёт пуховый

оренбургский платок. — У нас так–то говорят: на басурмана — отвага, на мороз — пух да бумага.

* * *

Прибегаю к школе прапорщиков, где наш штаб полка. Во дворе курят человек десять добровольцев, поёживаются на морозе. Другие несутся мимо них в здание. Звонко скрипит утоптанный промёрзший снег. Я тоже спешу в школу, в столовую. Увы, варевом тут не пахнет.

— Лёня, ботинки стырили? — встревоженно восклицает Юра Зверянский, глядит на мои валенки. Машу на него рукой, объясняю, в чём дело.

— Посмотрим… — мрачно говорит он насчёт предложения моего квартирного хозяина. — Если не захочет возвращать, я приду!

Юра на год старше меня: ему семнадцать. Сын врача. Давно прославлен в гимназии страстью к самодельным адским машинам. Одна из них взорвалась у него в руках: лицо осталось обезображенным. Вместо левой брови — шрам; шрамы на щеках, на подбородке. Когда Юра сердится, лицо кажется злодейским — за это его прозвали Джеком Потрошителем. Прозвище Юре нравится. А вообще он очень гордый, обидчивый.

К нам подходит Петя Осокин, он учился в одном классе с Юрой. Сын небогатого помещика. У Пети большие, прямо–таки коровьи глаза, а в профиль похож на грача. Он — пылкий любитель литературы, причём, увлекается Гоголем, Толстым и всей русской классикой. Это странно. Многие из нас любят читать, но мы жадно читаем Эжена Сю, Хаггарда, Буссенара. Стрельба, приключения — что в книгах может быть интереснее этого? Для Осокина же страшно интересна какая–нибудь фраза из Гоголя. Когда, например, Чичиков торгуется с Собакевичем и Собакевич сообщает, что сейчас скажет Чичикову одно приятное слово. И говорит: «Хотите угол?»

— Хо–хо–хо! — Осокина душит смех. Петя вновь и вновь пересказывает сцену: — Представляете, Собакевич дерёт за мёртвую душу «угол» — двадцать пять рублей! И это для Чичикова — приятное слово, ха–ха–ха!

Пете возражают: ну и чего, дескать, особенного? Показано, что Собакевич — жадный, вот и всё.

— Не всё! — Осокин мотает головой. — Ты только почувствуй, как ввёрнуто! Какой иронизм. — И заговорщицки повторяет: — Хотите угол?

Сейчас Осокин, кивнув на меня, говорит Джеку Потрошителю:

— Лёнька — прямо Ноздрёв! Проиграл ботинки, спёр у истопника валенки…

— Будет тебе, Николай Васильевич, — говорю я. — Лучше скажи, чего нас взбулгачили?

Осокин окликает сызранского реалиста Селезнёва, в эту минуту вбежавшего в столовую:

— Что–нибудь знаешь, Селезень?

Тот повернулся к нам, лицо розовое с мороза, на ресницах иней. С выражением бесшабашности выкрикивает:

— Оренбург прос…ем! Красные лупанули с юга, взяли Соль — Илецк. Нас

бросают им навстречу.

— Врёшь? — Джек Потрошитель обхватил сызранца за плечи, глаза так и

пыхнули.

Селезнёв клянётся, что не врёт. Мы трое тискаем его, хлопаем по спине, по шее. Нас обуял азарт. Бои, в которых мы до сих пор участвовали, кажутся второстепенными. Мы всё время ждали бешеной победной битвы. Неужели она — вот–вот?

Примчались Саша Цветков, Вячка Билетов. Да, полк перебрасывают на южное направление. Будем заслоном на пути наступающих красных!

* * *

Так называемая Туркестанская армия красных продвигалась вдоль железной дороги Актюбинск — Оренбург. Ползли поезда с войсками, по бокам тянулись сотни саней, а дальше, по сторонам, простиралась покрытая глубоким снегом равнина.

Приблизившись к станции, занятой нашими частями, красные останавливались и начинали артиллерийский обстрел с дальней дистанции. Белые отвечали, готовые отразить атаку. Но атаки не было; проходил морозный день. А ночью отряды неприятеля на санях совершали по равнине глубокие обходы, с рассветом обрушивались на станцию справа и слева, грозя отрезать находящуюся в ней часть. В это же время противник атаковал и в лоб, по железнодорожному полотну. После короткого боя белые отходили, пока оставалась свободной железная дорога позади них. Через два–три дня подобное повторялось на следующей станции.

Против тактики красных могли и должны были помочь казаки. Это их местность. Им по силам не только перехватывать ночами неприятельские отряды, но и самим делать набеги, перерезать железную дорогу в тылу у врага. Однако в своём большинстве станичники воевать не рвались.

И вот Туркестанская армия уже в Соль — Илецке. Ещё таких дней пять, и она вступит в Оренбург…

Нам положение отнюдь не представляется безнадёжным. Мы грезим победами. Вячка Билетов возбуждённо рассказывает: