Комедианты

Я будто сдирал повязку с раны: чем медленнее стягиваешь, тем дольше длится боль, но у меня не хватало мужества сорвать бинт сразу, к тому же мне приходилось неотрывно следить за дорогой.

– Старик, – изрек Джонс, – я не привередлив, но эта – просто пальчики оближешь!

– Вы знаете, что она немка?

– Эти фрейлейн – стреляные птицы…

– Вроде Тин-Тин? – спросил я с безразличием любознательного человека.

– Совсем другой класс, старик.

Мы были как два молодых медика, хвастающих своей первой практикой. Я долго молчал.

Мы подъезжали к Пти-Гоаву – я знал эти места о лучшие дни. Полицейский участок, припомнил я, в стороне от шоссе, мне полагалось подъехать туда и доложить о себе. Я надеялся, что дождь еще достаточно сильный и полицейским не захочется выходить из помещения; вряд ли здесь были расставлены караульные посты. Мокрые лачуги по краям дороги колыхались в свете фар; дождь размыл глину, переломал пальмовые листья на крышах; нигде ни единого огонька; не видно было и людей, хотя бы какого-нибудь калеки. Семейные склепы на маленьких кладбищах выглядели надежнее семейных очагов. Мертвым возводили более прочные обиталища, чем живым – двухэтажные дома с окнами-амбразурами, где на праздник всех святых ставили еду и зажигали свечи. Я должен был напрягать все свое внимание, пока мы не минуем Пти-Гоав, да и, кроме того, боялся задать следующий вопрос: я дошел до двери и не мог больше медлить, надо было ее отворить. На длинном огороженном участке у дороги виднелись ряды небольших крестов, перевитые чем-то похожим на пряди светлых волос, будто содранных с черепов погребенных здесь женщин.

– Господи, – воскликнул Джонс, – это еще что?

– Сушат сизаль.

– Сушат? Под таким дождем?

– Кто знает, где хозяин? Может, его расстреляли. А может, он в тюрьме. Или бежал в горы.

– Ну и жуть, старик. Прямо из Эдгара Аллана По. Больше напоминает о смерти, чем любое кладбище.

На главной улице Пти-Гоава не было ни души. Мы проехали мимо какого-то заведения под названием Клуб Ио-Ио, мимо большой вывески пивной матушки Мерлан, мимо булочной, принадлежавшей человеку по имени Брут, и гаража некоего Катона – так упрямо память этого черного народа хранила воспоминания о другой, лучшей республике, – и наконец, к моему облегчению, мы снова очутились за городом и нас зашвыряло по камням.

– Слава богу! – сказал я.

– Скоро приедем?

– Скоро доедем до половины пути.

– Пожалуй, я глотну еще виски, старик.

– Пейте, хотя вам надо растянуть его надолго.

– Пожалуй, лучше прикончить его до встречи с ребятами. На них все равно не напасешься.

Я тоже отхлебнул для храбрости, но все не решался спросить его напрямик.

– А как вы ладили с мужем? – осторожно осведомился я.

– Отлично. Он был не внакладе.

– Почему?

– Она с ним больше не спит.

– Откуда вы знаете?

– Раз говорю, значит, знаю, – сказал он, взяв бутылку и громко посасывая виски.

Дорога снова не давала мне отвлекаться. Теперь мы еле-еле ползли: мне приходилось вилять между камнями.

– Надо было вам взять вездеход, – сказал Джонс.

– А где его взять в Порт-о-Пренсе? Попросить у тонтон-макутов?

Мы доехали до развилки, оставили море позади и, взбираясь на холм, свернули в глубь полуострова. На какое-то время дорога стала сплошь глинистой, и теперь нам мешала только грязь. Это внесло разнообразие в мою работу. Мы ехали уже три часа – было около часа ночи.

– Теперь уже можно не опасаться милиционеров, – сказал я.

– Но ведь дождь перестал.

– Они боятся гор.

– Оттуда грядет наше спасение, – сострил Джонс.

Виски явно его развеселило. Я не мог больше ждать и задал наконец терзавший меня вопрос:

– А она хороша в постели?

– У-ди-вительна, – сказал Джонс, и я крепче вцепился в руль, чтобы не ударить своего седока.

Прошло много времени, прежде чем я заговорил снова, но он ничего не заметил. Он заснул с открытым ртом, прислонившись к дверце, как это часто бывало с Мартой: он спал тихо, как ребенок, с таким же простодушным видом. А может, он и правда был так же простодушен, как мистер Смит, потому они и понравились друг другу. Злость моя скоро прошла: ребенок стащил лакомый кусочек – да, вот именно лакомый кусочек, подумал я, ведь, наверно, он так и выразился бы о Марте. Он на минуту проснулся и предложил сменить меня за рулем, но наше положение казалось мне и без того опасным.

А потом машина и вовсе отказалась служить; может, я зазевался, а может, слишком сильный толчок окончательно ее доконал. Мы наехали на камень, машину занесло, а когда я попытался ее выровнять, руль завертелся у меня в руках, мы ударились о другой камень, и машина засела – передняя ось была сломана, одна фара вдребезги разбита. Делать было нечего: я не мог добраться до Ле-Ке и не мог вернуться в Порт-о-Пренс. Я был привязан к Джонсу, по крайней мере до утра.

Джонс открыл глаза:

– Мне приснилось… Почему мы стоим? Уже доехали?

– Сломалась передняя ось.

– А как вы думаете, нам еще далеко… дотуда?

Я взглянул на спидометр и сказал:

– Километра два, а может, и три.