Комедианты

Он разжал кулак и показал маленький магнит.

– Смотрите только никому не говорите, – потребовал он.

– А если скажу?

Мы вели себя как взрослые, которые ссорятся из-за того, что один из них сплутовал в карты. Он пообещал:

– Если вы не скажете, я тоже не скажу. – В его карих глазах ничего нельзя было прочесть.

– Ладно, – сказал я.

Марта поцеловала его, взбила подушки, уложила поудобнее и зажгла у кровати ночник.

– А ты скоро ляжешь? – спросил он.

– Когда уйдут гости.

– А когда они уйдут?

– Почем я знаю?

– Ты им скажи, что я болен. А что, если у меня опять будет рвота? Аспирин не помогает. Болит головка.

– А ты полежи тихонько. Закрой глазки. Скоро придет папа. Тогда, наверно, все уйдут, и я лягу спать.

– Вы не пожелали мне «спокойной ночи», – сердито сказал он мне.

– Спокойной ночи. – Я с притворной лаской положил ему руку на голову и поерошил жесткие сухие волосы. От руки потом еще долго пахло мышами. В коридоре я сказал Марте:

– Даже он, кажется, знает.

– Как он может знать?

– На что же он намекал, говоря, что никому не скажет?

– Обычная детская игра.

Но мне трудно было относиться к нему, как к ребенку.

– Он так намучился с этой болезнью. И смотри, как он хорошо себя ведет.

– Да. Очень хорошо.

– Совсем как взрослый.

– О да. Я как раз об этом подумал.

Я взял ее за руку и потащил по коридору.

– Кто спит в этой комнате?

– Никто.

Я открыл дверь и потянул ее за собой.

– Не надо! – сказала Марта. – Неужели ты не понимаешь, что это невозможно.

– Меня не было три месяца, а с тех пор мы были вместе всего один раз.

– Я тебя не заставляла ездить в Нью-Йорк. Неужели ты не понимаешь, что у меня нет настроения? Не надо сегодня!

– Ты же меня сама просила прийти.

– Я хотела тебя видеть. Вот и все. А не спать с тобой.

– Ты меня не любишь?

– Пожалуйста, не задавай таких вопросов.

– Почему?

– Потому, что я могу задать такой же вопрос тебе.

Я признал справедливость ее упрека, и это меня обозлило, а злость охладила желание.

– Интересно, сколько у тебя было любовников?

– Четверо, – без запинки сказала она.

– Я четвертый?

– Да. Если тебе нравится так это называть.

Несколько месяцев спустя, когда связь наша кончилась, я оценил ее прямоту. Она не играла никакой роли. Она точно ответила на мой вопрос. Она никогда не притворялась, будто ей нравится то, что ей не нравилось, или что она любит то, к чему равнодушна. Если я ее не понял, то лишь потому, что неправильно задавал ей вопросы. Она и правда не была комедианткой. Она сохранила душевную чистоту, и теперь я понимаю, за что я ее любил. В конечном счете единственное, что привлекает меня к женщине, кроме красоты, – это то неопределенное свойство, которое мы зовем «порядочностью». Женщина в Монте-Карло изменила своему мужу со школьником, но побуждения у нее были самые благородные. Марта тоже изменяла мужу, но меня привлекала в ней не ее любовь ко мне, если она меня и любила, а ее слепая, жертвенная привязанность к ребенку. На порядочность всегда можно положиться; почему же мне мало было ее порядочности, почему я всегда задавал ей дурацкие вопросы?

– А что, если сделать хоть одну любовную связь постоянной? – сказал я, отпуская ее.

– Разве за себя поручишься?

Я вспомнил единственное письмо, которое я от нее получил, не считая записочек, где назначались свидания, написанных иносказательно, на случай если они попадут в чужие руки. Она написала мне это письмо, когда я был в Нью-Йорке, в ответ на мое – скупое, подозрительное, ревнивое. (Я сошелся с одной потаскушкой с Восточной 56-й улицы и, естественно, предполагал, что и Марта нашла мне замену.) Она писала мне нежно, без всякой обиды. Конечно, если у тебя повесили отца за чудовищные преступления, вряд ли ты станешь раздувать мелкие обиды! Она писала об Анхеле, о том, какие у него способности к математике, она много писала об Анхеле и о том, как его мучат по ночам кошмары: «Я теперь сижу возле него чуть не каждый вечер», и я сразу же стал воображать, что она делает, когда с ним не сидит, с кем она тогда проводит свои вечера. Напрасно я себя утешал, что она проводит их с мужем или в казино, где я с ней познакомился.

И вдруг, словно читая мои мысли, она написала мне приблизительно так: «Физическая близость, наверно, большое испытание. Если мы можем его выдержать, относясь к тому, кого любим, с милосердием, а к тем, кому изменяем, с нежностью, нам не надо мучиться, хорошо или плохо мы поступаем. Но ревность, недоверие, жестокость, мстительность и взаимные попреки губят все. А гибель отношений – это грех, даже если ты жертва, а не палач. И добродетель тут не оправдание».