Комедианты

Он прошел за мной в кабинет и вынул из-под мокрого пиджака сверток. Это был погребец для коктейлей. Джонс бережно положил его на стол и погладил, как любимую собачку.

– Все пропало, – сказал он. – Кончено. Продулся по всем статьям.

Я протянул руку, чтобы зажечь свет.

– Не надо, – сказал он, – нас могут увидеть с дороги.

– Не могут, – сказал я и нашел выключатель.

– Лучше не надо, старик… Мне спокойнее в темноте, если вы не против. – Он снова погасил электричество. – Что это у вас в руке, старик?

– Гроб.

Он тяжело дышал, я почувствовал запах джина.

– Мне надо поскорее отсюда мотать, – сказал он. – Любым способом.

– Что случилось?

– Они стали про меня разнюхивать. В полночь позвонил Конкассер, я даже не знал, что проклятый телефон работает. Я просто оторопел, когда он задребезжал мне в самое ухо. Никогда раньше он не звонил.

– Наверно, они починили телефон, когда поселили там поляков. Вы живете в правительственной гостинице для В.В.П. – весьма важных персон.

– В Имфале мы их звали весьма важными птицами, – сказал Джонс со слабой потугой на шутку.

– Если вы позволите зажечь свет, я смогу дать вам выпить.

– Времени нет, старик. Мне надо убираться отсюда подобру-поздорову. Конкассер говорил из Майами. Они послали его про меня разнюхать. Он еще ничего не подозревает, просто удивляется. Но утром, когда они обнаружат, что я удрал…

– Куда удрал?

– Да в том-то и вопрос, старик, так сказать, вопрос вопросов.

– В порту стоит «Медея».

– Лучше и не придумаешь…

– Мне надо одеться.

Он ходил за мной по пятам, как собака, оставляя на полу лужи. Мне бы очень хотелось посоветоваться с миссис Смит, ведь она была такого высокого мнения о Джонсе. Пока я одевался – ему пришлось разрешить мне зажечь ночник, – он нервно бродил из угла в угол, держась, однако, подальше от окна.

– Не знаю, что за дело вы затеяли, – сказал я, – но если на карту поставлено четверть миллиона долларов, можно было не сомневаться, что рано или поздно они станут про вас разнюхивать.

– Ну, это я предвидел. Я бы сам поехал в Майами вместе с их человеком.

– Они бы вас не выпустили.

– Выпустили бы, если бы я оставил здесь компаньона. Я не знал, что времени в обрез, думал, у меня есть еще неделя, иначе я попытался бы уговорить вас раньше.

Я так и застыл, просунув ногу в штанину, и спросил его с изумлением:

– И вы мне говорите прямо в лицо, что хотели сделать меня козлом отпущения?

– Ну, ну, старик, не сгущайте краски. Будьте покойны, я бы вовремя дал вам знак укрыться в британском посольстве. Если бы до этого дошло. Но до этого бы не дошло. Их человек протелеграфировал бы, что все в порядке, и получил бы свою долю, а потом вы бы к нам присоединились.

– Какая же доля предназначалась ему? Я понимаю – это представляет сейчас чисто академический интерес.

– Все было учтено. То, что я вам обещал, вы получили бы нетто, а не брутто. Все было бы ваше.

– Если бы я выпутался.

– В конце концов, всегда как-то выпутываешься, старик. – По мере того, как он обсыхал, к нему возвращалась самоуверенность. – У меня и раньше бывали промашки. В Стэнливиле я был так же близок к grand coup[90] и к финишу.

– Если вы хотели надуть их на оружии, – сказал я, – вы допустили грубую ошибку. Их уже раз надули…

– То есть как это надули?

– В прошлом году один человек уже устроил им партию оружия на полмиллиона долларов с оплатой в Майами. Но американские власти были вовремя извещены и оружие задержали. Доллары, конечно, остались в кармане у посредника. Никто до сих пор не знает, сколько там было на самом деле оружия. Второй раз они на ту же удочку не клюнут. Перед поездкой сюда вам следовало получше все разузнать.

– У меня был несколько другой замысел. В сущности, там не было никакого оружия. Да и откуда у меня может быть такой капитал?

– От кого вы получили рекомендательное письмо?

– От пишущей машинки. Как и большинство рекомендаций. Но вы правы, надо было получше все разнюхать. Я адресовал рекомендательное письмо не тому, кому надо. Впрочем, тут я сумел заговорить им зубы.

– Ну, я готов. – Я посмотрел, как он нервно покручивает в углу шнур от лампы. Карие глаза, неаккуратно подстриженные офицерские усики, серый, нездоровый цвет лица. – Не знаю, чего ради я иду для вас на такой риск. Опять хотите сделать меня козлом отпущения.

Я вывел машину на дорогу, не включая фар, и мы медленно двинулись к городу. Джонс сидел пригнувшись и для бодрости насвистывал. По-моему, это была популярная в 1940 году песенка «В среду после войны». Перед самой заставой я включил фары, понадеявшись, что милиционер заснул, но он не спал.

– Вы сегодня ночью здесь проходили? – спросил я у Джонса.

– Нет. Сделал крюк через чьи-то сады.

– Все равно теперь уж нам его не объехать.