Комедианты

Его белая ночная сорочка, вышитая, очевидно, его грозной женой вокруг шеи и на манжетах, сейчас до ужаса напоминала судейскую мантию; он смотрел на нас с высоты своей койки, как с судейского кресла.

– Мистер Браун, – сказал он, – я не могу пренебрегать своим положением. Мне приходится заходить в этот порт каждый месяц. Неужели вы думаете, что в моем возрасте компания доверит мне другое судно на другой линии? После того как я позволю себе такое нарушение правил, какого вы от меня требуете?

– Простите. Об этом я не подумал, – сказал Джонс с кротостью, которая, по-моему, удивила капитана не меньше, чем меня, и поэтому капитан заговорил снова, почти извиняющимся тоном:

– Не знаю, есть ли у вас семья, мистер Джонс. Но у меня она есть.

– Нет, у меня никого нет, – признался Джонс. – Ни души. Если не считать кое-каких бабенок. Вы правы, капитан, обо мне слез никто проливать не будет. Придется выкарабкиваться как-нибудь иначе. – Он задумался, и мы молча смотрели на него. Потом он вдруг предложил: – Я мог бы проехать зайцем, если вы посмотрели бы на это сквозь пальцы.

– Тогда мне пришлось бы передать вас полиции в Филадельфии. Устраивает вас это, мистер Джонс? Мне почему-то кажется, что у них в Филадельфии есть к вам кое-какие претензии.

– Чепуха. У меня там не заплачен маленький должок, вот и все.

– Ваш личный долг?

– Но по зрелом размышлении, пожалуй, скажу, что меня это не очень устроит.

Я восхищался самообладанием Джонса: он вел себя, как судья, который совещается с двумя экспертами по поводу запутанного дела.

– По-видимому, выбор у меня небольшой, – подытожил он.

– В таком случае советую вам все-таки обратиться в британское посольство, – холодно сказал капитан тоном человека, который заранее знает на все ответ и не потерпит возражений.

– Наверно, вы правы. Но, говоря честно, я не поладил с консулом в Леопольдвиле. Все они одного поля ягода – эти карьеристы из дипломатической лавочки. Боюсь, что и сюда поступил на меня какой-нибудь донос. Вот незадача, правда? Неужели вам так уж нужно передавать меня в Филадельфии фараонам?

– Необходимо.

– Куда ни кинь, все клин, а? – Он обратился ко мне. – А как насчет какого-нибудь другого посольства, где на меня еще нет доноса?..

– У посольств свои правила, – сказал я. – Иностранец не может претендовать на право убежища в чужом посольстве. Вы потом сидели бы у них на шее, пока будет держаться это правительство.

Вверх по трапу загремели шаги. В дверь постучали. Я увидел, что Джонс затаил дух. Он был далеко не так спокоен, как хотел казаться.

– Войдите.

Вошел старший помощник. Он взглянул на нас без всякого удивления, словно ожидал увидеть здесь посторонних, и обратился к капитану по-голландски, на что тот задал какой-то вопрос. Старший помощник в ответ указал глазами на Джонса. Капитан повернулся к нам. Он отложил книгу, словно отчаявшись встретиться сегодня с Мегрэ, и сказал:

– У сходен стоит полицейский офицер с тремя людьми. Они хотят подняться на борт.

Джонс тяжко вздохнул. Может быть, он увидел, как навеки исчезают Дом Сагиба, восемнадцатая лунка и Бар Необитаемого Острова.

Капитан отдал старшему помощнику по-голландски приказ, и тот вышел.

– Мне надо одеться, – сказал капитан.

Он застенчиво, как немецкая Hausfrau[91], поерзал на краю койки, потом грузно спустился на пол.

– Вы позволите им войти на борт! – воскликнул Джонс. – Где ваша гордость? Эти же голландская территория!

– Мистер Джонс, пройдите, пожалуйста, в уборную и сидите там тихо, этим вы облегчите дело нам всем.

Я открыл дверь в глубине каюты и втолкнул туда Джонса. Он нехотя повиновался.

– Я попал в ловушку, как крыса, – сказал он и быстро поправился: – Я хотел сказать, как кролик, – и улыбнулся дрожащей улыбкой.

Я решительно посадил его, как ребенка, на стульчак.

Капитан натянул брюки и заправил ночную сорочку. Потом он снял с крючка форменный китель и надел, спрятав под ним вышитый воротник сорочки.

– Неужели вы разрешите им делать обыск? – возмутился я.

Он не успел ни ответить, ни обуться, в дверь постучали.

Я знал полицейского офицера, который вошел. Это был настоящий подонок, не лучше любого тонтон-макута; ростом он был с доктора Мажио и умел наносить страшные удары; о его силе свидетельствовало немало разбитых челюстей в Порт-о-Пренсе. Рот у него был полон золотых зубов, скорее всего, трофейных; он носил их напоказ, как индейские воины раньше носили скальпы. Он нагло оглядел нас обоих, пока старший помощник – прыщавый юнец – нервно вертелся у него за спиной. Полицейский бросил мне оскорбительным тоном:

– Вас-то я знаю.

Маленький тучный капитан – босиком он казался совсем беззащитным – храбро дал ему отпор:

– А вот вас я не знаю.

– Что вы делаете на борту так поздно? – спросил меня полицейский.

Капитан сказал старшему помощнику по-французски, чтобы все его поняли:

– Я же вам сказал, чтобы он не брал револьвер на борт?

– Он отказался, сэр. Он меня толкнул.