Комедии

Панкрас. Хотите говорить со мной по-итальянски?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-испански?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-немецки?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-английски?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-латыни?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-гречески?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-еврейски?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-сирийски?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-турецки?

Сганарель. Нет.

Панкрас. По-арабски?

Сганарель. Нет, нет, по-французски, по-французски, по-французски!

Панкрас. Ах, по-французски!

Сганарель. Вот-вот^{37}.

Панкрас. В таком случае станьте с той стороны: это ухо предназначено у меня для языков научных и иностранных, а то — для языка обиходного, родного.

Сганарель. (про себя). До чего ж церемонный народ!

Панкрас. Что же вам угодно?

Сганарель. Хочу посоветоваться с вами насчет одного затруднительного случая.

Панкрас. Разумеется, насчет какого-нибудь затруднительного случая в философии?

Сганарель. Прошу прощения. Я…

Панкрас. Вы, вероятно, желаете знать, являются ли выражения «субстанция» и «акциденция»^{38} синонимами «бытия» или же они имеют двойной смысл?

Сганарель. Отнюдь. Я…

Панкрас. А может быть, что собой представляет логика: искусство или же науку?

Сганарель. Ничего похожего. Я…

Панкрас. Занимается ли она всеми тремя процессами мышления или же только третьим?^{39}

Сганарель. Нет. Я…

Панкрас. Сколько существует категорий: десять или же всего только одна?^{40}

Сганарель. Вовсе нет. Я…

Панкрас. Является ли заключение сущностью силлогизма?

Сганарель. Какое там! Я…

Панкрас. В чем сущность добра: в желанном или же в дозволенном?

Сганарель. Нет. Я…

Панкрас. Совпадает ли добро с конечною целью?

Сганарель. Да нет же! Я…

Панкрас. Чем именно воздействует на нас конечная цель: своею действительною или же предумышленною сущностью?

Сганарель. Да нет, черт с ней совсем, нет, нет и нет!

Панкрас. В таком случае изъясните мне вашу мысль — угадать ее я не в состоянии.

Сганарель. Да я и хочу ее изъяснить, но для этого надо, чтобы меня слушали. (Продолжает говорить одновременно с Панкрасом.) Дело, о котором я должен с вами поговорить, состоит вот в чем: я собираюсь жениться на молодой красивой девушке. Я очень ее люблю и уже просил ее руки у отца, но меня пугает…

Панкрас (говорит одновременно со Сганарелем, не слушая его). Слово дано человеку для выражения мыслей, и подобно тому как мысли представляют собою изображения предметов, так же точно слова наши представляют собою изображения наших мыслей.

Сганарель в нетерпении несколько раз закрывает Панкрасу рот рукой, но стоит ему отнять руку, как тот опять начинает говорить.

Однако эти изображения отличаются от другого рода изображений тем, что другого рода изображения не составляют со своими оригиналами единого целого, слово же в самом себе заключает оригинал, ибо оно есть не что иное, как мысль, выраженная посредством внешнего знака; поэтому, кто мыслит здраво, тот и наиболее красноречиво говорит. Итак, изъясните мне свою мысль посредством слова, поскольку из всех знаков оно является наиболее вразумительным.

Сганарель. (вталкивает ученого к нему в дом и держит дверь, не давая ему выйти). Чтоб ты пропал!

Панкрас (в глубине комнаты). Да, слово есть animi index et speculum[18]. Это истолкователь движений сердца, это образ души. (Высовывается в окно и продолжает говорить; Сганарель отходит от двери.) Это зеркало, которое простодушно являет нашему взору самые заветные тайны внутреннего нашего мира, и раз вы обладаете способностью в одно и то же время и мыслить и говорить, то почему бы вам не воспользоваться словом, чтобы дать мне возможность постигнуть вашу мысль?

Сганарель. Я именно этого и хочу, да вы же меня не слушаете.

Панкрас. Я вас слушаю, говорите.

Сганарель. Ну так вот, господин доктор…

Панкрас. Только покороче.

Сганарель. Постараюсь.

Панкрас. Избегайте многословия.

Сганарель. Э, госпо…

Панкрас. Стройте свою речь в виде лаконической апофегмы^{41}…

Сганарель. Я вам…

Панкрас. Без подходов и околичностей.

Сганарель с досады, что не может вставить слова, начинает собирать камни, чтобы запустить ими в ученого.