Лукьян.
Я немного слов французских выучил, когда жил при старом барине, и Анюта также знает.Шут.
Как это хорошо! теперь, пожалуй себе, не умирай; деньги твои верно будут мои.Фирюлин.
Варварский народ! дикая сторона! какое невежество! какие грубые имена! как ими деликатес моего слуха повреждается! Видно, что мне самому приняться за экономию и переменить все названия, которые портят уши; это первое мое дело будет.Фирюлина.
Я удивляюсь, душа моя! наша деревня так близко от столицы, а никто здесь по-французски не умеет; а во Франции от столицы верст за сто все по-французски говорят.Шут.
Есть чему дивиться, вы, я думаю, с мужем скоро и тому станете удивляться, что собаки лают, а не говорят.Фирюлин.
Ха! ха! ха! как это хорошо сказано! по чести, здесь говорят, как лают. Какие врали! не правда ли?Шут.
То так, когда посмотришь на вас.Фирюлин.
Когда посмотришь на нас, великую разницу увидишь, не правда ли? А и мы еще, и мы, ах! — ничего перед французами.Шут.
Стоило ездить затем, чтобы вывезти одно презрение не только к землякам, да и к самим себе.Фирюлин.
Довольно бы, правду сказать, было и этого, но мы с женою вывезли еще много диковинок для просвещения грубого народа: красные каблуки я, а она чепчики.Фирюлина.
Которые почти все разошлися, и теперь надобно самой покупать; а денег...Фирюлин.
Приказчик.
Извольте быть надежны, деньги будут.Фирюлин.
А девочка будет твоя, о которой ты просил.Шут.
Вывезли много вы диковинок, а жалости к слугам своим ничего не привезли, знать, там этого нет.Фирюлин.
Жалости к русским? Ты рехнулся, Буфон. Жалость моя вся осталась во Франции; и теперь от слез не могу воздержаться, вспомнив... о, Paris!Шут.
Это хорошо! плакать о том, что вы не там, а слуг своих без жалости мучить; и за что? Чтоб французскую карету купить.Фирюлин.
Перестань, и не говори об этом! Нам, несчастным, возвратившимся из Франции в эту дикую сторону, одно только утешение и осталось, что на русскую дрянь, сделав честный оборот, можно достать что-нибудь порядочное французское; да и того удовольствия хотят нас лишить.Шут.
Теперь живите как хотите; я вам сказываю, что от вас уйду; и можно ли при вас жить? Того и бойся, что променяют на красный французский каблук.Фирюлин.
Нет, нет, тебя я не отдам.Шут.
Да разве хуже меня продаете?Фирюлин.
И по-французски! Mon Dieu! что я слышу!Фирюлина.
Ax! Mon coeur! он по-французски знает, а скован! это никак нейдет.Фирюлин.
Это ужасно, horrible! снимите с него цепи. Mon ami! я перед тобой виноват.Приказчик.
А карета французская...Шут.
Молчи, плут.Фирюлин.
А это что за девочка? Она недурна.Лукьян.
Ах, сударь, это та, которую я люблю больше себя, которая меня любит и которую вы отдаете за приказчика.Фирюлин.
Что делать? Я слово дал.Фирюлин.
Parbleu! Я этому б не поверил, чтобы и русские люди могли так нежно любить; я вне себя от удивления! Да не во Франции ль я? Что он чувствует любовь, тому не так дивлюсь: он говорит по-французски, а ты, девчоночка, а ты?Шут.
И она разумеет.Фирюлин.
И она! теперь меньше дивлюсь.Лукьян
Анюта
Фирюлин.
Monseigneur! Madame! Встаньте, вы меня этими словами в такую жалость привели, что я от слез удержаться не могу.Шут.
Оставленную жалость во Франции вытащили оттуда два французские слова: видите ли вы, какого сокровища лишал вас плут приказчик?Фирюлин.
Фирюлина.
Mon cher! соединим их; они достойны друг друга и достойны жить при нас.Приказчик.
Разве вы изволили отдумать карету покупать?Фирюлин.
Нет, но у меня еще много людей и без него, а мне такой лакей надобен, который бы знал по-французски, чтоб ездить за мной.Лукьян.
Я вам клянуся, и это мое последнее русское слово.Шут