Комедия убийств. Книга 2

Губы Питера шептали безмолвную благодарственную молитву, не к чему кричать — не Богу нужна благодарность, а людям, Он слышит и видит все, даже то, что так и остается невысказанным живущее только в мыслях и в сердце одного раба Его.

Но сон возвращался, и теперь уже воины с красными крестами на пропыленных плащах мчались, взрывая землю копытами могучих дестриеров. Взлетели вверх под небеса перевернутые кресты мечей, вспыхнула на солнце тусклая сталь, чтобы, обрушившись на неповинных монахов, окраситься кровью слуг Христовых.

Падали головы.

Они катились по жухлой траве, точно стремясь убежать подальше от места страшной потехи баронов. Одна из голов показалась чем-то знакомой Мартинсону, жаль только слишком часто она переворачивалась, никак не удавалось рассмотреть лицо, но вот Питер увидел — да это Джон Альварадес, шериф округа! Невероятно. Питер решил как следует всмотреться, но тонкая кожа и рыхлая плоть покинули долговечную кость; перед Мартинсоном предстал голый, обветренный ветрами и омытый дождями столетий череп. Священник положил его на ладонь и протянул руку.

— Дьявол! — воскликнул Мартинсон. — Дьявол!

Череп в руках Питера щелкнул золотыми зубами, сверкнули глаза-изумруды.

— Добро пожаловать в ад, святой отец, — любезно пригласил приятный голос.

Уронив череп, Мартинсон силился осенить себя крестным знамением, но рука онемела. Смех и изумрудный туман наполнили комнату. В убогое жилище священника вошел высокий, статный молодец в длинной зеленой рубахе, роскошные рыжие волосы густыми локонами ниспадали на плечи, а борода под стать им, огненная, торчала пышными клоками. Он улыбнулся и захохотал, точно увидел не Мартинсона, а неведомую зверюшку.

— Ты такой дурак, святой отец, — проговорил великан. — Мой кузен собирался пригласить тебя к себе, ведь ты решил умереть с оружием в руке, но так как по утверждениям христианских попов Асгора, а значит, и нас, его богов, не существует, то нет и Валгаллы; тогда выходит, что мне больше нечего предложить тебе, один лишь ад. Для тебя мир двухмерный, в нем существует только рай и ад да еще эта штука… пургаториум[24]. Причем довольно странно, так как у англикан, например, его нет, только рай и ад! Удивительно, как они могут не замечать такого… хм… вместительного помещения. Вот какая штука, получается, что дело опять не в Боге, а в людях, пуще того — в попах!

Рыжекудрый покачал головой, а потом умолк, что дало Мартинсону возможность чуть-чуть прийти в себя. Первое, что сделал Питер, — принялся размахивать руками, пытаясь сотворить знамение, но оно никак не получалось, все время выходило нечетное количество прикосновений — либо три, либо пять, то треугольник, то звезда, словно кто-то водил руку священника.

— Господи, Господи Иисусе Христе, за что ты караешь меня?! — стенал Мартинсон под кислые ухмылки рыжего демона.

— И не надоест дурью мучиться, — грустно произнес он, наконец. — Клянусь остротой клыков моего Фенрира, ты недостоин Валгаллы. Прощай, надеюсь больше никогда не встретиться с тобой.

Видение исчезло, но дьявол не отступил, просто принял другое обличье. Теперь перед не желавшим сдаваться священником, бормотавшим слова молитвы, предстал сам Князь Тьмы, сбросивший земные покровы — страшный уродливый рогач, с телом огромного жука, ослиным хвостом и козлиными копытами.

— Я все равно возьму твою душу! — изрекло существо замогильным голосом, казалось, что говорило и не оно, а сам изумрудный туман, клубившийся вокруг. — Я возьму ее, возьму ее, возьму ее…

— Зачем, зачем ты мучаешь меня?! — не в силах больше сопротивляться видению, взмолился священник. — Чего ты хочешь от меня?

Дьявол захохотал, уставясь на Мартинсона единственным глазом, словно буром, сверлившим насквозь святого отца:

— Ты знаешь, ты знаешь, ты знаешь!

Стены, пол и потолок комнаты ходили ходуном. Вся церковь затряслась в дикой пляске. Стена, отгораживавшая храм от пристроя, рухнула, подняв клубы пыли и известки, проникнувшей в легкие Мартинсона, и сотни маленьких чертиков, выпрыгнув из подполья, схватили и поволокли, как муравьи гусеницу, зашедшегося кашлем священника к алтарю. Они бросили его и исчезли так же внезапно, как и появились.

Питер поднял голову и попробовал встать, но, лишь взглянув на фигуру, возвышавшуюся перед ним, остался коленопреклоненным. Человек в долгих белых одеждах, лица которого не было видно, простер узкую руку Над Мартинсоном, и благодать снизошла на измученного служителя Божьего, наполняя свежестью истерзанную в неравной схватке душу.

— Спасибо тебе, Господи, — проговорил священник, опуская глаза, пряча лицо, — слезы текли по его щекам. — Спасибо тебе за то, что спас слабого в вере, недостойного слугу, нерадивого раба твоего!

Иисус — от кого еще могла исходить столь великая сила? — повел себя странно. Он не стал утешать Мартинсона, а спросил:

— Так ты раб мой?

— Да, Господи, все мы рабы твои, — проговорил Питер и, вновь взглянув на Иисуса, похолодел: на Мартинсона, усмехаясь, смотрел не кто иной, как Маккой.

В руках Бладэкса сверкнула секира.