Читаем Комемадре полностью

Для того, чтобы обезглавленный оставался в сознании, необходимо выполнить ряд условий.

А) Ему нужно бодрствовать в момент обезглавливания. Выполнение условия „А“ напрямую зависит от храбрости казнимого.

Б) Он должен быть обращен лицом к лезвию ножа, иными словами к небу. Это чисто практическая рекомендация, никоим образом не связанная с верой: те, кто принимает нож затылком, теряют сознание при ударе.

В) Место отсечения. У мужчин оно должно располагаться прямо под адамовым яблоком, у женщин — чуть выше надключичной впадины. Следует избегать косого реза.

Г) Желательно наличие разгоряченной публики, чтобы раздражать органы чувств обезглавливаемого.

Эти и другие, более тонкие нюансы (так, если речь идет о женщине, ее следует отвернуть от толпы) передаются от одного поколения палачей к другому в процессе обучения мастерству. Секрет этот греет их душу и переходит от отцов к детям вместе с черным плащом».

Сцена с уткой и услышанное после повергают нас в молчание. Ледесма поясняет, что речь идет об исследовании, проведенном во Франции выдающимся судмедэкспертом. Его текст переведен на испанский с английского перевода, в свою очередь выполненного с французского лично мистером Алломби. Менендес раздает нам отпечатанные на машинке копии текста, на полях каждой копии стоит имя одного из нас. Мое указано неправильно: «Кентана» вместо «Кинтана».

— Признаюсь, когда этот текст попал в мои руки, — продолжает Ледесма, — он не вызвал у меня особого энтузиазма. Мистер Алломби показал мне его, чтобы узнать, можно ли подтвердить эту гипотезу научными средствами.

— Какую именно гипотезу? — уточняет Гурман. — О девяти секундах в сознании? О том, что воспринимает голова? Какую гипотезу?

— Первое подтвердить очень легко. Достаточно вспомнить нашу утку. Конечно, я говорю о второй гипотезе. Если быть более конкретным, мистер Алломби просил меня об услуге, и я не мог хотя бы не попробовать это сделать, даже если и относился скептически. Я работал над этим весь год. И представьте себе, как я обрадовался, когда понял, что гипотеза может быть доказана.

Кто-то угодливо спрашивает, каким именно образом.

— Прежде чем продолжить, я хотел бы услышать ваши вопросы. Слева направо по одному, пожалуйста.

— Мало данных и ссылок на доказательства. На чем основывался француз, когда писал все это? — спрашивает Хихена.

— Он светило европейской патологоанатомии.

— Рад за него, — отвечает Хихена.

— И он исследовал историю гильотинирования, — говорит мистер Алломби.

— Как истинный патриот, — добавляет Ледесма.

В воздухе повисает непродолжительное молчание, в кабинет возвращается Менендес.

— Хотел бы, дорогие коллеги, обратить ваше внимание, — начинает Гуриан, — на отдельные сложности в отношении данного документа, если его можно так назвать. Не сомневаюсь в благих намерениях нашего директора, беспристрастно ознакомившего нас с ним, чтобы узнать наше мнение. Но в этом документе устная традиция палачей преподносится как истина в последней инстанции. И я задаюсь вопросом: каким образом некий гипотетический первый палач установил факт жизни головы в течение девяти секунд?

— Легко, — парирует Ледесма. — Он был истинным наблюдателем. И заметил, что глаза исполнены смысла, они смотрят. Другой, не менее проницательный палач обратил внимание на то, что лицо казненного искажали гримасы радости или отвращения.

— Не забывайте, господин директор, что палачи в основной своей массе были неграмотны, а значит, невосприимчивы к абстрактным материям.

— То, что вы, Гуриан, будучи человеком образованным, воспринимаете как абстракцию, для них могло быть интуитивно понятным.

— Тогда я, пожалуй, уступлю слово какому-нибудь менее образованному коллеге, — произносит Гуриан.

Взявший вслед за ним слово Папини и не думает просить сатисфакции и снова источает лимонный аромат счастья: никто из собравшихся не обсуждает его промахи, а привычно напрягшаяся в ожидании кола прямая кишка может расслабиться.

— Вообще, я — за любой эксперимент, который предложит нам господин директор. Но, поскольку речь идет о головах, мне представляется нелишним упомянуть об уместности френологического исследования.

— Вы знаете, что я об этом думаю, — замечает Ледесма, — но мы можем рассмотреть такой вариант. Эксперимент, который я намерен предложить вам, требует широкого подхода. А вы что полагаете, Сисман?

— Я — против, — отвечает Сисман, откидываясь назад.

— Объяснитесь, — тихо произносит мистер Алломби.

— Мы не знаем, о каком именно эксперименте говорит господин директор, — поясняет Сисман.

— Предположим, — вступает Ледесма, — что все сказанное в этом документе — правда. Если мы сумеем подтвердить это научным способом, ответим на множество вопросов. Мы заглянем туда, где до сих пор безраздельно властвовала религия, узнаем, что такое смерть, что есть после смерти.

— То есть вы априори утверждаете, что после что-то есть, — громко произношу я, — а это, на мой взгляд, не слишком серьезно.

— Я ничего не утверждаю, — отвечает Ледесма.

— Это тоже не очень-то научно.

— Без дерзновенных порывов нет науки, Кинтана.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука