Комендантский час

Подумав, Калачев вычеркнул последнее имя, вспомнив, как на днях Маргарита сказала, что собирается съездить в Москву.

Получив квитанцию, Юрий Васильевич вдруг попросил вернуть бланк и торопливо поставил дату: 19 августа 1991 года.

1990–1991

Сиреневый туман

1

Конверт с пометкой «до востребования» был настолько пухлым, что девушка, вручая его, пошутила, почему за таким «толстяком» так долго не приходили. Смысл ее шутки Евгения поняла дома, разглядев на штампе прошлогоднюю дату. Евгения заподозрила ошибку, но другой штамп удостоверял — конверт зарегистрирован в местном отделении связи через несколько дней после отправления, точнее, в первых числах января… Письмо лежало более полугода, и она ничего о нем не знала. Евгения ждала его к Новому году, каждый день в декабре наведывалась на почту. Впрочем, письмо вообще могло бы не попасть ей в руки, не повстречай она совершенно случайно пожилую женщину, у которой наводила справки. За это время женщина вышла на пенсию и оставила место прежней работы. Однако хорошо запомнила Евгению, ее фамилию и то, что в картотеке «почитай с самого рождества» пылится конверт, предназначенный ей.

Мысленно продолжая благодарить женщину, Евгения вынула сложенную вдвое ученическую тетрадь, исписанную крупным, неровным почерком.

«Здравствуй, Женечка», — ласково приветствовал ее автор письма.

«Надо же так, Женечка», — несколько покоробило Евгению.

Прежде всего сразу, чтобы не забыть, позволь поздравить тебя с Новым годом и пожелать… (Евгения машинально посмотрела в раскрытое окно, за которым шелестела июльская листва). Ах, что там ломать голову. Помнишь тост, что ты провозгласила в «Бригантине»?.. Вспомнила? Вот и отлично!

«Что же здесь отличного если я не могу вспомнить», — нахмурилась Евгения.

Что, Женя, уже месяц дома? Да-а, целый месяц река времени неудержимо несет нас в своем течении, совладать с которым ничто не в силах. Еще четко видны картины прошедшего, но дебаркадер «Лазурный берег», все менее заметен на берегу… С чего меня вдруг потянуло к этим вычурным сравнениям?.. Впрочем, сегодня двадцать седьмое, и я считаю уместным столь высокий штиль.

Уже месяц. Так мало, что я еще ощущаю капли дождя и холодящие порывы ветра. Вижу неясные, сквозь туман, очертания обоих мысов, одинокий катерок на границе бухты, отвесные скалы, пирс, себя, лихорадочно ищущего на парапете камешек, дабы швырнуть его под ноги спиной стоящей ко мне девчонки. А память с беспристрастностью проекционного аппарата все вертит и вертит кадры.

Что обуревало тебя тогда, в прощальном полете над бухтой и горами, в начале долгого и затяжного пути? Я же был во власти навязчивого состояния — все по-старому, все как и прежде на своих местах, а чего-то недостает.