Комендантский час

С неведомой прежде озабоченностью следила она за незнакомыми мальчишками… Рубашки, шортики. А на голове?

Ребята налегли на весла, и лодка вот-вот должна была скрыться.

— Пана-а-мки! — сорвалась с места Евгения. — Наденьте пана-а-мки!

Она распахнула окно. Раскаленный воздух плеснул в лицо нестерпимым жаром. Зажмурившись, Евгения увидела себя: маленькую, растрепанную, бессильную что-либо изменить, как бессильно было предотвратить ночь пылающее, неотвратимо бегущее к закату солнце…

1978

Глубокие броды

1

В пору цветения в сумерках заброшенного сада стоит хмельной дух весны… И в потаенных уголках души вдруг оживает далекое, сказочно-детское: розовое покрывало жердел пряно пахнет сизой полынью, а голубую, оплетенную ветками звезду родила набухшая вишневая почка…

Петр Петрович Тягливый отмечал «сорок дней». С утра побывал на кладбище, посидел у могилы, где не был со дня похорон жены.

Особые хлопоты были с поминками…

Деревенское однообразие стола не устраивало Петра Петровича, но — требовалось соблюсти обычай, и, по совету сестры Марии, он ощипал оставшуюся в хозяйстве птицу… Мяса ему со скрипом выписали в совхозе. Петр Петрович серчал, но не очень: понимал, что, уволившись, он не имеет никаких прав и на это.

Как бы там ни было, но в целом все складывалось неплохо, и он, благодарный сестре за помощь, беспрекословно выполнял ее наказы.

Мария управлялась не одна, а с дородною своею кумой Ангелиной. Стряпали женщины во дворе, под худой крышей летней кухоньки.

Кума поджимала губы, глядя на щели…

— Не приведи гошподь дожжика.

Петр Петрович, собирая для топки сухие ветки и всякий мусор, держался от нее подальше… Пусть бормочет, припенда ехидная. Ради дела он перетерпит.

В маленьком садике, под тенистой вишней, улучил даже момент передохнуть.

Сквозь пыльную листву чернели высохшие вишни. По стволу, усыпанному бородавками закаменелого клея, сновали муравьи. На уцелевшем кусте винограда вились осы; тянули золотисто-сладкую мякоть… Что за сорт винограда, Петр Петрович не помнил, как не помнил и того, сам ли он его сажал в неподходящую для капризной ягоды землю или куст уже родил, когда Тягливые выкупили это подворье.

Снова позвала Мария — и он стал громоздить на веранде кухонный стол. Стульев не хватало, но Петр Петрович приметил у сарая оструганную доску и живо втянул ее на веранду, намереваясь уложить на табуретки. Доска была длинновата, и Тягливый, не мешкая, заглянул в чулан. Он перетряс ящик, где хранился инструмент, однако ножовку не нашел. Не висела она и на вколоченных в стену гвоздях.

Петр Петрович вспомнил, что на кухне, под скрипучим буфетом, оставлял он иногда молоток или клещи… Ножовка оказалась там, но — как назло — пальцы прошлись по ее зубчатому полотну… Чертыхаясь, Петр Петрович стал пилить…

Лапша уже была готова. Обжаренное мясо тушилось на краю плиты.

— Ступай за хлебом, время за стол садиться, — распорядилась Мария.

Тягливый и сам видел, что пора. Несколько женщин — подружек покойной — уже судачили на улице…

Он долил в рукомойник воды, умылся. На вафельном полотенце отпечаталась кровь. Пришлось лезть в буфет за йодом и ватой.

Прижигая пальцы, бегло осматривал аккуратно сложенную посуду, кульки сахара и круп… Под ватой лежали конверты, подписанные открытки… Он наугад взял одну… Какой-то Виталий Семенович Солодовников поздравлял его Ульяну с днем рождения… Письма были написаны той же рукой. Полный недоумения, Петр Петрович показался перед женщинами…

— Слышь, Мань, а кто такой Виталий Семенович?

— Не слыхивала о таком, — пожала плечами Мария.

Тягливый вернулся, ворохом сунул найденное в карман пиджака…

— Не дождещя щёрта. Ще к бутылке прикладываещя на тихую, — зашепелявила Ангелина.

Петр Петрович недобро оглядел ее.

— Ну ты… Жало для мужика береги, коли он не вырвал.

В обед Тягливый сидел рядом с мужем Ангелины. Людей собралось меньше, чем ожидалось, и за столом было просторно.

Павел, не в пример Ангелине жилистый, клонился на плечо Петра Петровича…

— Сорокоус, Петро, — повторял он одно и то же, — святое дело.

— Вам абы какое дело, дай только повод выпить, — ввернула Мария.

— И выпьем, — тряхнул кудрями Павел.

— На это вы горазды. А святое в том, чтобы блюсти могилы близких.

Тягливый понял, по чьему адресу это было сказано. «Сама за лето так и не была на кладбище» — хотел он укорить сестру. Но не укорил, потому что отвлеченный разговор был на руку ему (начнут лякать про Ульяну да бередить его сердце).

Занятый мыслями о письмах — слабо поддерживал беседу.

Он и продавщицу спрашивал о Солодовникове, когда в лавке брал хлеб. Но девушка, подменяющая заболевшую мать, лишь рассмеялась, сказав, что она и его видит впервые.

Петр Петрович надеялся всё выяснить у Павла… Работает в кузне, на центральной усадьбе. Людей вокруг толкается уйма, должен что-нибудь знать.

Павел, когда Тягливый спросил его, даже обрадовался…

— Как же, земляк мой по матери. В мастерские к нам часто захаживает.

— И какой он из себя?

— Ну, тако-о-й соли-и-дный, — изобразил руками большой живот Павел. — На работу мою глядючи, одно горюет…

— А ты бракодел?