Комендантский час

«А когда мне было нянькаться с ней, — спорил про себя с сестрою Петр Петрович, — если сын хворым рос».

…Маленький Вася часто болел, и было само собой разумеющимся в первую очередь заботиться о нем. Стоило Василию рано выпорхнуть из гнезда: после восьмилетки — техникум, потом армия, где он и остался, пошли другие заботы… Петру к тому времени осточертело место продавца: хутор мельчал, а центральная усадьба, наоборот, крепла, и в тамошнем магазине, куда не влезешь ни за какие коврижки, был солидный оборот… Он устроился кладовщиком, поближе к начальству, и оно заметило его, предложив место в городе.

Тягливый вышел из-за стола, словно бы размяться. Его примеру, однако, никто не последовал.

Солнце давно село. Сирень возле веранды почернела, стала похожа в сумерках на разворошенный стог… В мутновато-сером небе проглядывал месяц. Проглядывал как-то сиротливо и неприкаянно, будто шумевший двое суток ветрюган принес его бог весть откуда и прибил к этому чужому, запыленному небу.

Петр Петрович уже не сердился ни на сестру, ни на гостей. Спешить было некуда. Посуду бабы и утром перемоют. Тогда же соседи стол заберут… Не находил он крайней необходимости сию минуту говорить с Марией… Успеется.

Семен уже рассказывал анекдоты. Годы мало его меняют. Лишь исчезла былая смуглость да еще больше ссутулился.

— Сидай, — позвал он Петра Петровича. — Когда еще так свидимся… Разве что на моих поминках.

— Уж ты придумаешь.

— Нет, Петя, следующий мой черед, — посерьезнел Фуфаев. — Эх, пошли, бог, легкой кончины.

— Ну-у завелся, — поморщился Тягливый.

— А ты ведь не приедешь меня хоронить, — без тени сомнения выдал Семен.

— Раньше тебя помру, ясно, что не приеду.

— Эх-х — вздохнул Фуфаев, — и в городе ты, Петя, ни овца, и здеся ни коза.

Петр Петрович в сердцах хлопнул чашкой о стол.

— Ты меня не подначивай. Забыл, как мы с тобой по молодости на тракторах горбили?.. Ты мне тогда о чем толковал? Чтобы я какую-никакую специальность, но получил… Закончил же я училище.

— Торгово-кулинарное, — осклабился Семен. — Не то я имел в виду.

Мария включила свет. Павел, поведя покрасневшими глазами, стал собираться.

— Плошки ты горазд бить, — примиряюще закончил Семен. — И то лучше, чем языком трепать.

— Ты как вроде недовольный?

— Чему мне радоваться. Работал, пенсии дожидался. Дождался — по работе заскучал. Пошел сызнова вкалывать — болесть подкосила… Жизня из одних несоответствий состоит.

— Ты на что́ иное надеялся? — провожал мужиков Петр Петрович.

Семен Гордеевич отвел его в сторону…

— С домом как поступишь?

Петр Петрович посуровел… Фуфаев был не намного старше. Во всяком случае, после женитьбы Петр уже тыкал родственнику и называл по имени. Тем не менее он всегда считался с дядькой, поэтому и сейчас сдержался от грубости.

Семен подтянул штаны, заправляя в них новую рубаху.

— Я к тому, что хата твоя требует немалого ремонта. И если сыщешь покупателя, здорово не торгуйся.

Следом за мужиками вышла с ведром Мария.

— Воду — по ночам дают, — посетовал Семен.

— Так-то вот, ребята, никого в эту глушь не заманишь, — печально вымолвил Петр Петрович.

— А Васька не думает? — выдохнул, прощаясь, Семен.

— Захочет, так не отпустят… Прапорщик уже.

— Ишь ты, вроде маленького генерала. Звездочки только другого калибру.

— Как там в наших Бродах, раки еще водятся? — неуверенно окликнул уходящих мужиков Тягливый.

— Вроде в Салу тягают их помаленьку, — неуверенно ответил Павел. — А чтоб у нас — не слыхать.

Мария вернулась с наполовину порожним ведром.

— Ополоснуться нечем. Столичко и накапало.

Петр Петрович прикрыл калитку.

— Колодцами пользовались — и горя не ведали. — Хотя прекрасно знал, что колодцы и поныне остались во дворах, но вода — почти в каждом — горько-соленая.

Сестра собрала со стола в большую кастрюлю.

— Собачке вашей отнесу. К себе я ее увела.

— И на том спасибо, — отозвался угрюмо из кухни Петр Петрович.

— Не пристал покамесь ни к кому? — вошла следом Мария. — Мужикам проще. Женатыми и то на баб пялитесь. А холостому али вдовому сам бог велел.

Помедлив, Петр Петрович показал письма.

— Иные и при живом супруге чужих мужиков привечают.

Но сестрой завладели совсем другие думы.

— Вот и остались мы, Петюша, с тобою одни. И не доходяги, и крышу над головой имеем, а сироты.

— На стороне надо утешение искать, — назидательно сказал Тягливый. Но Маня снова поняла его не так.

— А что в той стороне. С виду — и заманчивая, а коснешься кожею… Сам-то доволен своим положением?

— Меня до последнего дня сомнения грызли. А нынче — как все концы обрезал.

— Шалапут. Давно бы ты их отрезал, кабы не дом.

— Что мне дом, — усмехнулся Петр Петрович. — Нужто думаешь, объявится охотник приобрести? Получше хаты — и то пустуют.

— Там у тебя хорошее жилье?

Петр Петрович самодовольно приосанился.

— Было бы хорошее — не побеспокойся сам. Хоть и малогабаритная квартирка, но моя… На тот год и земельным участком обзаведусь.

— Умеешь ты.

— Иде там умею, Маня… Посмотришь, иной сопляк втрое моложе, а ты уж и не ровня ему… Э-э, что там толковать. Невезучие мы с тобою, сестренка.

— Это так, — присела поближе Мария.