Потрясенный Захар не знал, что и подумать. Похоронить человека на днях никак не могли. Одежда на нем была старого покроя. Значит, за все прошедшие годы тлен не коснулся тела.
Костлявый подал знак, и Захар рванул на себя веревку, ощутив тяжесть. Показался металлический с заклепками ящик.
Костлявый без особого усилия отогнул край, запустил внутрь руку.
— Вроде монеты.
Захар заметил, как Костлявый, сделав вид, будто отряхивает брюки, торопливо сунул что-то в носок… Потом, когда подняли из ямы ящик и Зубарь сбил крышку, он клялся и божился, что лишь потрогал обертку.
Главарь внимательно перелистывал толстенную амбарную книгу, вертел пожелтевшие бумажки, скрепленные печатями с изображением двуглавого орла и оленя, пронзенного стрелой. Изредка позвякивали монеты, и тогда Костлявый вздрагивал, порывался подойти. Зубарь отгонял его грозным взглядом.
— Полковая казна, мать их так. Богатые белые казачки… Тьфу на них. Всего сорок монет и наскреблось.
— Может, там двойное дно, — нервно чесался Костлявый.
Зубарь швырнул ему ящик под ноги.
— Тебя хорошенько обшмонать — найдется и тройное.
— Ищи, — завихлялся Костлявый, выворачивая карманы. — Но монет в ящике было больше.
— Вместе считали, — кивнул на Захара Зубарь.
Рычнев смешался. Мысль, что Костлявый мог так все подстроить, чтобы подозрение пало на другого, едва не заставила Захара сказать правду.
— Ладно, собираемся, — приказал Зубарь.
Теперь уже он сидел в коляске, прижимая к себе ящик, завернутый в грязную клеенку.
— Откуда вы узнали про могилы? — нашел в себе смелость спросить Захар.
Зубарь промолчал, а Костлявый, выругавшись, резко затормозил возле сидящего на корточках Лохматого.
Парень, видимо, только недавно пришел в себя, рассеянно водил глазами, вяло зевал.
Костлявый обломал вербовые ветки, прикрыл мотоцикл.
Зубарь по-хозяйски заглянул в оставленную палатку.
— Здесь и сгандобим финчасть.
Лохматому он велел присматривать за «гостем», сам же уединился с Костлявым в палатке.
— Думал, мне снится, — заговорил вдруг Лохматый. — Если ты кореш Зуба, зачем в городе вздумал пасти нас?
— Сам как в хуторе очутился?
— В хуторе?.. — Лохматый задумался. — Я помню… помню. — Лицо вдруг исказил страх. Оглянувшись на палатку, шепотом спросил: ты туда лазил?
— Илья, — позвал Зубарь.
Лохматый скрылся в палатке, откуда донесся жалобный возглас Костлявого.
— Я все вернул, не трогай меня… — И Костлявый выскочил, держась за челюсть.
Зубарь вышел следом.
— Ты знал, что он заховал монеты?
Смотрел он будто в сторону, но Захар не сомневался, к кому обращается главарь.
— Я ничего не видел, — как можно убедительнее ответил Рычнев.
— Отправляйся откуда пришел. Нужно будет — сами разыщем.
Захар, сдерживая радость, посоветовал не оставлять на виду ящик.
— Сообразительный, — одобряюще заметил Зубарь. — Маленько провожу тебя.
Захар почувствовал подвох в его словах.
Вдоль берега, ныря в колдобины, катил «москвич», бодря перетрусившую душу Рычнева.
У самой воды Зубарь швырнул подсохшей грязью в лягушку, ополоснул руки.
— В следующий раз я тебя задушу. Ты меня понял?.. А этот… Он уже не жилец. Кто меня пытается провести, обязан сдохнуть… Мне ты нужен в музее, — чуть мягче добавил главарь. — Живи спокойно до самой зимы. И не вздумай рассчитаться.
— Платят мало.
— Свою долю ты на днях получишь… Но смотри, вздумаешь хитрить…
— Как можно, мы теперь повязаны.
— Многовата наша кодла. Но не ты лишний.
— Костлявый?
— Кликуха у него другая, — рассмеялся Зубарь, — но и твоя подходящая.
— Так я пошел, — заторопился Рычнев.
— Стоять! — властно отрубил главарь. — Уберешь его ты. Тогда и будем повязаны… Чего побледнел? Ты мог быть непричастным, а на тебя бы свалили.
Захар оставлял за собой слабую, как потухающая искорка, надежду, что Зубарь проверяет его. Как можно так спокойно говорить, когда обреченный стоит рядом, ничего не подозревая.
— В городе зачем я тебе нужен? — невнятно забормотал Захар, чтобы перевести разговор на другое. — Меня скорее всего уволят, сокращение намечается.
— Соглашайся на любые условия, лишь бы числился. Добра там порядочно. Не за каким чертом мне по могилам шастать.
«Кто тебя принуждал?» — едва не сорвалось с языка у Рычнева.
— Ну топай, топай, — поторопил Зубарь, отвернувшись.
Захар брел, ничего не замечая. Он совершил непоправимую ошибку. И нет у него выхода, кроме как скрыться.
Захар ускорил шаг, желая быстрее добраться до экспедиции, чтобы, собрав вещи, уехать куда глаза глядят.
Но отчего-то ноги едва передвигались, совсем как во сне, когда хочешь бежать, но ничего не получается.
На счастье попутка подвезла почти к самому лагерю. Было время обеда, и все собрались во дворе. Захар хотел незаметно проскользнуть в свою хату, но его окружили, осыпая градом насмешек.
— Смотри, какие вензеля выделывает…
— Гдей-то наш Захарушка дербалызнул?.. Садись, закуси.
Захар непонимающе озирался, стыдливо угнувшись, юркнул в хату. Глянув в зеркало, поразился бледности лица, бессмысленным, ничего не выражающим глазам.
«Как у Зубаря утром», — безразлично отметил Захар.
Лег, уткнув лицо в подушку.