Комендантский час

И многих за столом вспомнил он. И все были моложе его, сегодняшнего, кроме одной женщины. Несмотря на жару, она была в кофте и вязаных чулках.

Карпин узнал бабушку Нату (по отцовской линии). Когда они уехали из хутора — живой он её больше не видел.

…Хоронили в сырой мартовский день. В полдень выпавший утром снег взялся водой. Снежная каша хлюпала и чавкала под ногами. Перед кладбищем гроб сняли с подводы и подняли на руках. Ботинки на Николае были худые, и мать велела не слазить с подводы.

Возвращались мимо сельсовета, где висели два приспущенных флага.

Отец налил и сыну. Николай, выпив первый раз в жизни чего-то отвратительного, по виду как вода, разевал рот перед зеркалом, проверяя, не обжег ли горло.

Мальчишка — немытый и лохматый, занятый самодельным ружьем — смеялся, показывая на него пальцем. На мальчишку шикали, но он не мог успокоиться. Когда Николай сделал ему рожу — замахнулся игрушечным ружьем…

Тогда он узнал, что это Павлик, сын бабушкиной постоялицы…

…Лёвка окликнул его — и Карпин, не зажмурившись, а наоборот, широко раскрыв сразу заслезившиеся глаза, кинулся в комнату.

Он наткнулся на стол, больно ударившись об угол, зашарил по стене. Руки натыкались на гвозди, проводку, смахивали вздувшуюся побелку, но не нащупывали фотографий.

На то место, где вчера лежал Пашка, сверху упала объятая пламенем доска.

Николай Тихонович провел ладонями по столу, зацепил пустые бутылки. Одна скатилась на пол. На другую он слегка оперся, и под нею почувствовал хрупкое стекло.

Прикрывая фотографии пиджаком, кинулся к выходу. С маху налетел на притолоку, упал возле печи.

Еще одна доска свесилась с полатей, жутко раскачиваясь, пока не оторвалась.

Карпин закричал, поджимая ноги. Руки придавило тяжелым — и он сразу понял, что это на них наступил Гурьев.

Лёвка помог подняться, выбросил фотографии в просвет двери.

— Пошел! — толкнул он Карпина.

На свое счастье, Николай Тихонович не задел порог и, пробежав несколько метров, остановился, не веря, как вышел живым из такого пекла.

Крыша клубилась густым дымом и давно бы рухнула, если бы не полати.

Николай Тихонович сбросил прожженный пиджак, стал звать Лёвку.

Тот медленно карабкался на четвереньках, надрывно кашлял. Не в пример Карпину — он оступился и, ослепленный, пробирался, подняв залитое слезами лицо.

— Ну, скорее, — шагнул с протянутой рукой Карпин.

На Гурьева посыпались огненные искры с пылающего деревянного навеса у входа.

— А-а, черт, — Карпин схватил Лёвку за воротник. — Еще чуть, Лёвушка…

В прихожей, где они были минуту назад, раздался резкий треск, ярко вспыхнуло — и невыносимый жар словно снял кожу с лица…

Карпин упал и с ужасом увидел, как медленно рушится навес.

Он дважды перевернулся, ловя взглядом друга.

Гурьев оскалил зубы от страшной боли. Навес придавил спину.

Николай Тихонович неимоверным усилием ног сбросил навес с Лёвки.

— Шевелись, — подхватил он под мышки Гурьева.

Запах паленой материи и мяса ударил в нос.

— Раздевайся, — приказал Карпин и так рванул с Лёвки дымящуюся куртку, что та расползлась надвое.

— Кто в такой химии лезет в огонь. Ты бы себя еще бензином облил… Так, ничего страшного, — осматривал он полуголого товарища. — Прихватило немного спину и попку задело. Но главное-то цело, Лёва… Слышишь, Лёвушка, — некстати пошутил он.

— Больно, — вздрагивал Гурьев. — Врача.

Николай Тихонович покосился на кучку собравшихся неподалеку людей.

— Наверное, послали за фельдшером.

— Ты за ними полез, — кивнул Лев Алексеевич на примятые, в обгоревшей рамке, снимки.

— Всё бы обошлось, если б они висели на месте.

Гурьев морщился, не попадая зубом на зуб.

— Теперь скажи мне, Лёвушка, — накинул на него пальто Карпин. — Зачем ты это сделал?

Птичья грудь Льва Алексеевича учащенно забилась, словно там заработало второе сердце.

— Я завидовал тебе.

— Завидовал? В чем?

— Какая разница, мне надо было отличиться.

— Перед кем? Передо мной, перед ними? — Карпин кивнул в сторону хуторян. — Или перед той мразью, что успела удрать.

— Они вернутся, Зайка. Ты остерегайся. Особенно у себя, на просторе… Там у тебя славно… Там должен быть и простор души.

— Простор души не обязательно может быть у того, кто живет на природе… Разве дело в том, Лёвушка?

Из подъехавшего газика вышли женщина в белом халате и милиционер.

Гурьеву помогли сесть — и газик тотчас развернулся, так что Карпин не успел ничего сказать.

Николай Тихонович вытер лицо платком.

— Пойдемте, — обратился он к милиционеру, — надо забрать вещи.

— Фамилия?

Карпин, назвавшись, добавил:

— По матери — Денисов.

— Кто поджег?

— Я! — долго не думал Николай Тихонович.

— По приметам свидетелей — худой и молодой.

— Благодатные условия. Успел располнеть и возмужать.

В одной руке Карпин нес пиджак, в другой держал чуть на отлете фотографии.

— Вещдок, — уловил он немой вопрос милиционера.

— Не спешите.

— Холодно. Да вы не бойтесь, не убегу.

— У меня помощники надежные, — усмехнулся младший лейтенант.

Николай Тихонович оглянулся…

Вразвалочку по другой стороне улицы шел Лёха с двумя дюжими парнями.