Комендантский год

Через час он разбудил Ермакова. Гена махал руками, отбивался от него, как от привидения, но собрал в кучу мозги, пробудился. Ничего по терпит. Часовой слонялся зыбью вокруг лагеря, курил в рукав, потом пристроился под деревом, стал строгать веточку. Вадим лёг рядом с Алевтиной, как же без неё. Женщина застонала, прильнуло ему под бочок.

«Она точно уверена, что это я? - ударила в его голову нелепая мысль. - А как узнала? Или к любому прильнула бы?»

- Вадим, все в порядке? - прошептала Алевтина.

- Да, всё отлично. Спи.

Ночь прошла на нервах, он постоянно просыпался, поглаживал цевье автомата, прислушивался: над лагерем разносился богатырский храп, окажись посторонние личности в радиусе трёхсот метров и можно петь отходную. Но чужак находился здесь, Зорин его чувствовал, это был не Сухов и не дед Касьян, агент присутствовал в отряде, умело маскировался под советского партизана и умирать, по всей видимости, не собирался. Мозги майора контрразведки СМЕРШ кипели от мыслительной работы: «Кто ты, товарищ?».

Мирно сопела под боком Алевтина возможно и чужак не спал, только делал вид. Отряд сейчас ничем не рисковал, агент палки в колёса вставлять не будет, ему нужна массовка, требуется свидетели его героической партизанской деятельности, он даже будет воевать, подставляться под пули, впрочем умеренно, чтобы не зацепило. Рисковал ли майор контрразведки? - возможно и нет, если он ничем не выдаст свою осведомлённость. Ночной сон был одним названием.

Темнота отступила на запад. Тищенко дежурил последним, когда народ начал шевелится, тереть глаза, он сидел скрестив ноги по-турецки, с аппетитом уминал консервы и хрустел галетами.

- Ну ты и проглот, - пробурчал Ермаков, ёжась от избыточной свежести. - И как эта гадость в тебя лезет?

- Очень даже легко, - ворчал Тищенко. - Просто каждый раз надо есть как последний.

- Мы лучше покурим как в последний раз, - прохрипел Курицын, прыгая от холода и хлопая себя по карманам.

- Ты в порядке? - спросил Вадим свою спутницу.

Особых комплиментов этим утром Алевтина не заслуживала, выглядела ужасно, но хоть живая, что уже огромный плюс. Она кивнула, облизнула губы, изъеденные трещинами.

Снова монотонное движение на восток, осинники сменялись березняками, овраги распахивали каменистое нутро, беглецы миновали скалистый участок, лысую шапку, которую преодолели чуть не ползком, спустились в низину, насыщенную гнилостными испарениями. Долго лежали в берёзовом перелеске, справа за деревьями виднелись крыши строений, оттуда доносился монотонный гул, словно водители прокручивали на холостых оборотах автомобильные моторы. Это был не райцентр, обычная затрапезная деревушка. Порывы ветра приносили крики людей, послышался характерный треск - мотоцикл проехал по деревне, вкатился в лесополосу на севере.

Березняк они покинули ползком, по одному спустились в лощину, побежали к лесу. Им пришлось поволноваться, но всё обошлось. Два часа партизаны шли в размеренном темпе, женщины были избавлены от ноши, но всё равно отставали.

Накатанная просёлочная дорога возникла внезапно, Кобылин первым шагнул на неё из кустарника и попятился - было с чего, слева дорога извивалось, терялась в лесу, справа, метрах в двухстах находился хутор, несколько замшелых изб, огороженных общем плетнём. На поляне перед хутором стояли немецкие мотоциклы, солдаты в форме РОНА заигрывали с сельским девчонками, фальшиво пиликала гармошка, хихикали бабы, боец со спущенным до мошонки ремнём и с явным переизбытком массы обнимал за талию тощую молодуху, пыталась увлечь её в пляс. Появление Кобылина не осталось незамеченным: солдаты насторожились.

- Стоять! - крикнул один из них.

На обратной стороне дороги кустарники расступались, к чёрным скалам, убегала колея, заросшая чертополохом, отступать было поздно.

- Вперёд! - закричал Зорин. - Через дорогу !

На востоке имелись хоть какие-то шансы, откатишься назад - зажмут в кольцо. Народ рванул через дорогу. Ермаков отбежал в сторону, упал на колено, стал очередями прикрывать отход. В районе хутора воцарилась суматоха, завизжали бабы, разбежались любители танцев, распахнулась дверь ближайшей избы, с крыльца посыпались люди в форме, загремели ответные выстрелы. Под ногами Ермакова стали вздыматься фонтаны, летели пыль, ошмётки дёрна. Партизаны уже пересекли дорогу, вязли в колее, со страхом озиралась Алевтина: ну и где его носит, куда подевалась этот Зорин.

- Генка брысь! - крикнул Вадим, провалился в колею, припал к прицелу.