Комэск

Северов кивнул. На ровном месте прикопался, гаденыш, во задница какая!

Капитан Вальтер Оезау, командир III./JG3, стоял у капонира своего самолета и смотрел на проплывающие по небу облака. Сегодня в его душе что-то перевернулось. Когда он получил сигнал о пролете одиночного русского самолета, его захватил охотничий азарт. Он решил славно поохотиться, используя в качестве загонщиков пару лейтенанта Курта Штольца. Однако этот чертов русский вместо того, чтобы стараться убежать, развернулся им навстречу и срезал ведомого Вальтера, обер-фельдфебеля Лемке. А затем показал такой класс пилотажа, что Оезау, опытный воздушный боец, сразу понял – этот русский просто перелетает его, маневрировать с такими дикими перегрузками невозможно. Значит, надо разорвать дистанцию и уйти на высоту. Русский за ними не успеет, у него старый самолет, он потеряет скорость и станет легкой добычей. Но хитрый русский вверх не пошел, он пошел вниз. Тогда они развернулись и атаковали его, а иван опять их перехитрил и Штольц тоже лишился ведомого, тот был ранен, но до аэродрома дотянул. Злость затмила его разум, русский дал зайти себе в хвост и, когда бедняга Курт уже праздновал победу, каким-то невероятным способом вывернулся, сам зашел ему в хвост и сбил, демонстрируя превосходные навыки стрельбы из перевернутого положения. У Вальтера кончалось горючее, и он принял решение возвращаться. Хотя зачем обманывать самого себя, он просто ушел от этого страшного русского, который расправился с его ребятами, он вдруг понял, что ничего не сможет сейчас сделать и просто погибнет сам. Руки и ноги все сделали сами, когда гауптман опомнился, русский уже ушел, а сам он подлетал к аэродрому.

Сбоку раздался шорох, капитан Оезау повернул голову и увидел майора Гюнтера Лютцова, командира JG3.

– Вальтер, что случилось?

– Гюнтер, я не знаю, как это получилось! Я не знаю! Один русский, один! На старом «И-16»! Он сбил Штольца и Лемке, Дорн ранен. Он пилотировал с такими перегрузками, что мы ничего не могли сделать!

Оезау трясло, и Лютцов похлопал его по плечу:

– Ну, Вальтер, перестань! Ребят жаль, но это война. Пойдем, я угощу тебя хорошим коньяком.

На следующий день снова ходили эскадрильей, но на юго-запад. Немцы работали в тесном взаимодействии наземных войск и авиации, но Северов знал, что если эту связку нарушить, т. е. создать проблемы для вражеской авиации, то и наземные войска начнут пробуксовывать, замедлят темп наступления. Он же предложил использовать «Чайки» в качестве штурмовиков. Коробков предложение оценил, тем более что от всех авиационных командиров требовали наносить удары по мехколоннам противника. Третья эскадрилья использовалась как прикрытие и снова использовала построение – этажерку. Ларионов со своим ведомым как обычно были сверху, почти на 6 тысячах. В налет на вражеский аэродром они пошли с таким расчетом, чтобы начать штурмовку на самом рассвете. А перед вылетом на инструктаже Северов обратил внимание на то, что нужно стремиться в первую очередь уничтожать не технику, а летный состав противника. Самолет сделать проще и быстрее, чем подготовить летчика и дать ему набраться опыта. По данным авиаразведки, на полевом аэродроме около Перемышля базировалось несколько десятков самолетов из состава JG3 и SG1, «фридрихи» и «штуки».

Все получилось, почти как задумано. Сначала над аэродромом в утренних сумерках появились две девятки «СБ» и ударили по системе ПВО, которую затем дочистили «Чайки». С небольшим опозданием пришли еще две девятки и семерка «СБ», вывалившие свой груз по местам расположения летного и технического состава и стоянкам самолетов. ПВО было подавлено, истребители с других аэродромов еще не подтянулись. Непосредственно при ударе по аэродрому потеряли один «СБ» и две «Чайки». Два десятка самолетов были уничтожены, еще полтора десятка повреждено. Потери личного состава оценить было сложно, но активность вражеской авиации значительно снизилась на несколько дней.

Гансы отреагировали довольно быстро, и в районе Ходорова к отходящим «СБ» ринулось три четверки «Мессеров». Четверку, шедшую ниже всех, приняли «Чайки», а с остальными разбиралась третья эскадрилья. Немцы были опытными и злыми, ведомый Леши Бабочкина вышел в лоб, но немец, вопреки расхожему мнению, не отвернул, и два самолета превратились в огненный клубок. Это показало нашим, что гансы настроены решительно, а гансам – что русские вошли в то состояние, когда ценность собственной жизни уже не кажется значительной.