Комета. Докторица (4 книга)

   В воскресенье двадцать первого марта я до обеда отпросилась съездить в отдел и проведать сестрёнку, по которой уже очень соскучилась. Ведь не виделись всего несколько дней, но столько за это время для меня прошло, узнала столько нового, такая выпала нагрузка, что в моём восприятии прошло гораздо больше времени, наверно в обычной размеренной жизни за прошедшие дни со мной случилось нового и больше, чем выпадает за несколько месяцев. Я уже говорила, что в первый день получила втык, за оставленный у штаба мотоцикл? В общем, мне поставили на вид явное нарушение мной режима маскировки аэродрома от воздушной разведки. Но против наличия у меня в пользовании мотоцикла никто не возражает, да и статус у меня прикомандированный, что даёт мне право на некоторые вольности, но я этим сильно не бравирую, ни к чему это... Тем более, что после первого боевого вылета, наутро меня вызвал к себе майор Елисеев:

   - Вызывали? Василий Кузьмич!

   - Да! Проходи... - Я прошла к его столу в выгороженном брезентом от чехлов в штабной землянке углу, а он крикнул, - Так! Всем пойти покурить, мне с лётчиком секретно поговорить нужно!

   Пока штабные пыхтя и вздыхая покидали палатку, мы молча сидели и смотрели друг на друга. О чём таком СЕКРЕТНОМ со мной вдруг пожелал поговорить командир полка, я после пары попыток решила не гадать. Вроде бы за душой у меня никаких нарушений и провинностей, да и для разноса удалять свидетелей не в стиле прямолинейного Елисеева. Сидим, смотрим друг на друга. Когда все ушли, о чём крикнул выходя Прудников, командир поднялся, принёс из-за загородки бывалый чайник и пару кружек, в которые заварил крепкий чай и пододвинул ко мне парящую кружку с заваривающимся чаем.

   - Я вот чего хотел, лейтенант! Ты послушай, не перебивай, потом говорить будешь... Мы тут с комиссаром поговорили, он в штаб позвонил, ему ничего говорить про тебя не стали, но дали понять, что с тебя пылинки лучше сдувать. То есть тебя кто-то очень серьёзный поддерживает, о ком даже не говорят. Как ты понимаешь, мне в полку такие сложности не нужны. Мы должны задачи боевые выполнять, а не охрану избранным обеспечивать... - Я дёрнулась возразить, но он поднял открытую ладонь, показывая, что позже даст мне высказаться. - И вот, что я тебе предлагаю. По вчерашнему вылету мне Зоя доложила, что работала ты грамотно, и если бы твой стрелок пулять не начала, то и замечаний бы вообще не было. Она подтвердила, что ты две зенитки уничтожила, а третью повредила. То есть это подтверждённые результаты, а это три расчёта по пять человек, то есть, больше десяти человек живой силы, как минимум уничтожила. Я имею законное право за это уже подать на тебя документы и представить награде. Потом ещё месяц у нас побудешь, может ещё пару раз куда-нибудь слетаешь недалеко, награда придёт, вручим перед строем торжественно и вернёшься к своим уже боевая и награждённая. Это же не просто так, а будешь с настоящей заслуженной медалью ходить... - Мне стало любопытно:

   - И на какую награду я уже налетать успела? Товарищ гвардии майор!

   - Ну, за один вылет, хоть и успешный с подтверждением, плюс у тебя боевых вылетов уже больше тридцати, я могу тебя к медали "За боевые заслуги" представить... - Вот здесь я начала хохотать и ничего с собой сделать не могла. Вспомнилось, как Николаев мне ухмыляясь вручал третью такую медаль со словами, что я видимо приговорена к этому виду награды и это судьба. В общем, меня душил смех, и я ничего не могла поделать. Наконец, отсмеявшись, я взглянула в немного даже обиженное недоумённое лицо майора. Поняла, что словами мне объяснить что-либо будет трудно, я полезла в карман, где завёрнутые и проложенные слоями ткани у меня лежали мои награды, и стала выкладывать перед ним в ряд три медали "За боевые заслуги" и четвёртой "За оборону Ленинграда".

   - Это, товарищ гвардии майор, мои награды, первая в ноябре сорок первого, остальные уже, когда летать начала...

   - Не понимаю, тогда ничего...

   - Василий Кузьмич. Вы всё правильно узнали, но не так трактовали. Да, я попросила своего очень хорошего знакомого, чтобы он помог мне перевестись из связной авиации в боевую часть. Но не ради наград, а потому, что у меня недавно на фронте погиб папа, а в сорок первом во время бомбёжки погибли в Ленинграде моя мама и младший братик. А почему, меня просто прикомандировали, а не перевели к вам, тут дело в том, что я приписана к Балтфлоту и они меня отдавать не хотят, то есть и в отдел я прикомандирована, а числюсь я в кадрах Ладожской военной флотилии. У меня даже предпоследнее звание было "мичман", а до этого "главный старшина". И если мне парадную форму надевать, то она будет морская. И времени у меня не много, с сентября меня забирают служить в Москву. И я прошу не пылинки с меня сдувать, а разрешить мне за эти месяцы успеть фашистам за моих родных счёт предъявить!

   - Так, про сбитые - это правда, а не штабные приписки?