Комический роман

Я не мог говорить ни о чем, кроме Леоноры, каждый раз, как я только оставался наедине со Стефано. Однажды мне вспомнилось, что мать Леоноры сказала мне, что он может мне сообщить, кто она и почему осталась в Риме, — я просил его рассказать что-нибудь из того, что он знает. Он мне сказал, что ее звать госпожа де Боасье; что она приехала в Рим с женою французского посла; что один знатный человек, близкий родственник посла, влюбился в нее; что она тоже его не ненавидела и что прекрасная Леонора — плод этого тайного брака. Он мне сообщил, кроме того, что этот господин рассорился со всей семьей посла, и это заставило его покинуть Рим и жить некоторое время в Венеции вместе с госпожею Боасье, ожидая, пока посла отзовут. Привезя ее в Рим, он отделал для нее дом и отдал необходимые приказания, чтобы дать ей возможность жить, как знатной особе, в то время когда он сам будет во Франции, куда его отец приказал ему вернуться и куда он не смел взять с собою свою любовницу, или, если угодно, свою жену, зная хорошо, что его женитьба никем не будет одобрена. Признаюсь вам, что я не препятствовал моему желанию, чтобы моя Леонора была незаконной дочерью какого-нибудь знатного человека, чтобы недостаток ее рождения более уравнял ее происхождение с моим низким рождением. Но я скоро раскаивался в таких недостойных мыслях и желал ей счастья, такого огромного, какого она была достойна, хотя эта последняя мысль вызывала у меня странную тоску, потому что, любя ее более своей жизни, я ясно предвидел, что не могу никогда быть счастливым, не обладая ею, и, обладая ею, не сделать ее несчастною.

Как только я выздоровел и когда от столь тяжелой болезни не осталось ничего, кроме бледности лица от большой потери крови, вернулись из венецианской армии мои молодые господа, потому что чума, охватившая весь Восток, не позволила им долго проявлять свою храбрость. Вервиль любил меня так же, как и всегда, а Сен-Фар не обнаружил еще ничем, что ненавидит меня, как он это сделал после. Я рассказал все, что со мною произошло, исключая любви, которую я испытывал к Леоноре. Они высказали необычайное желание узнать ее, и я еще усилил его, превознося перед ними достоинства матери и дочери. Никогда не надо хвалить особу, которую любишь, перед теми, кто также может ее полюбить, потому что любовь входит в душу столь же хорошо через уши, как и через глаза. Это — та невоздержанность, которая часто доставляет зло тем, кто ей предается. Вы увидите, что я говорю об этом по собственному опыту. Сен-Фар всякий день спрашивал меня, когда я поведу его к госпоже Боасье. Однажды, когда он приставал ко мне более, чем когда бы то ни было, я сказал ему, что не знаю, будет ли ей это приятно, потому что она живет весьма уединенно.

— Я прекрасно вижу, что вы влюблены в ее дочь, — ответил он и прибавил, что сумеет увидеть ее и без меня. Он сказал это так злобно, что я очень удивился и этим дал ему повод не сомневаться в том, чего он, может быть, и не подозревал еще. Он отпускал по моему адресу еще много злых насмешек и привел меня в такое замешательство, что Вервиль сжалился надо мной. Он увел меня от этого грубияна и повел на улицу, где я крайне опечалился, несмотря на все старания Вервиля меня развлечь, по необычайной для людей его лет и положения, столь превосходящего мое, доброте.