Комиссар госбезопасности

С тех пор Осин со своим «благодетелем» больше не виделся. Дня через два после этой встречи на улице к Осину подошел высокий лобастый мужчина с кривым кадыком, сказал: «От Клима Климовича. Кострица». Поговорили о Савельевой. Сразу обсудили план негласной фотосъемки Осина с любовницей у него дома и в тот же день осуществили задуманное. Хопек к этой провокации не имел отношения, его посвятили в нее позже. Дальше все пошло по намеченному плану: поездка в Бровцы после знакомства Кострицы с Савельевой — невестой, во время которого чуть было не вскрылось вранье Осина шефу о том, что отец Риммы якобы репрессирован. Осин вообще постарался представить Савельеву в глазах Клима Климовича скрытно обиженной на Советскую власть, подчеркивая при этом, что для него она сделает все без исключения. Кострица после беседы с Риммой разрешил Осину попробовать послать ее связной к Хопеку и назначил день, чтобы проследить за ней. В их расчет никак не входил категорический отказ Савельевой. И когда Осин с ним столкнулся, понял, что все задуманное рушится, он в отчаянии, на свой страх раскрыл карты. И не пожалел об этом, решив, что сломил Римму…

Если бы теперь он знал роль Савельевой в его провале, то, наверное, не стал бы просить: «Римму не трогайте. Нет ее вины. Я пытался завербовать, хотел отличиться, она не поддалась…»

И еще Осин утверждал, что, кроме Клима Климовича, Кострицы, Рублевского и Хопека, никого из их людей не знает. Где находятся первые двое — ему не известно. Как будто бы обитают во Львове.

…После допроса Осин спросил:

— Теперь что — трибунал? — и вяло прислонил указательный палец к виску.

— Судить будут. Честное признание, помощь следствию смягчат вашу вину. Подумайте серьезно, у вас не все потеряно, — обнадеживающе ответил Стышко.

— Мне зачтется?.. Зачтется мне? — сразу ухватился за подсказанную надежду изменник.

— Я вам сказал о смягчении вины, — напомнил Василий Макарович. — Мы можем даже отпустить вас, но не пытайтесь скрыться.

— Боже упаси! — не верилось в услышанное Осину. — Я помогу вам задержать того, кто явится ко мне из Львова.

— Задерживать никого не надо, и не пытайтесь, — категорически возразил Стышко. — У вас в доме будут наши люди, за потеснение не взыщите. Продолжайте работать. На улице и на службе ведите себя обычно. Связи только служебные. Если встретите их человека, то есть вашего, в конторе или на улице, поступайте так, как бы вели себя без провала. Запомните этого человека, если раньше не видели его, постарайтесь договориться об очередной встрече. Ну а после сразу дайте знать вот по этому телефону. — Стышко подал Осину листочек. — А теперь подпишите протокол допроса и обязательство о невыезде.

Руки у Осина легонько тряслись. Последнюю страницу допроса он подписывать помедлил и сказал:

— Добавьте, пожалуйста, что я добровольно вызвался указать место этого самого… тайника, что ли, называется. В доме на улице Хмельницкого.

Осин показал ячейку тайника в подъезде дома. Римма отвезла радисту донесение Рублевского. Оставалось ждать неизвестного с паролем «376».

Прошел день. Агент не появился. Стышко конечно же несколько опасался, как бы Осин не сбежал, хотя это как будто и было исключено. Но вот он и сам проявил беспокойство, встретившись утром с Василием Макаровичем.

— Я хочу спросить… Тот придет и уйдет; чем докажу: вы же не велите его задерживать?

— Вам ничего и не надо доказывать, — ответил Василий Макарович. — Я же сказал вам, запомните его хорошенько, договоритесь о встрече. Найдете же вы о чем-нибудь посоветоваться с ним.

— Ясно.

— Вот и хорошо, — удовлетворился Стышко, подумав: «Ты только дождись его, а там мы найдем, о чем с ним поговорить».

* * *

Тихий оклик по имени заставил вздрогнуть Осина. Он шел домой со службы глухой улочкой, разбитый и угнетенный всем тем, что с ним случилось. Оглянувшись, Осин на мгновение обомлел, увидя знакомое остроносое лицо в роговых очках. Возле него шел Клим Климович. И что-то страшно стало Осину от его появления.

— Вы не подскажете, где тут номер триста семьдесят шесть? — тихо и с шутливой ноткой спросил Клим Климович.

Осин опять оглянулся.

— Идите, не вертитесь, — одернул его шпионский наставник.

Все это произошло в считанные секунды, которых Осину оказалось достаточно для того, чтобы впервые ощутить себя одиноким и чужим среди людей. До этой минуты он еще нет-нет да и поддавался в душе робким, не способным увлечь порывам: то к бегству, то к самоубийству. Ему тягостно было сознавать, что его жизнь, каждый новый день — не в его власти, что нет больше ничего личного.

— Не торопитесь, — услышал он возле самого уха, — за вами не поспеешь.

Пошли рядом.

— Вы растете, Осин, о ваших успехах я осведомлен, — польстил связному Клим Климович и спросил: — Когда твой уехал?

— Вчера утром, вдвоем с капитаном из разведотдела. Сказал, ненадолго. Вручил два…

— Что мне велел передать?

— Он, наверное, и не знал, что вы сами придете, — ответил размышлением Осин, за что сразу получил крутой выговор: