Комиссары

Весть об этом застала Николая в Ростове. Весь город как-то сразу изменился. По его улицам вдруг одна за другой прошли манифестации с хоругвями, с портретами Николая II. Студенты, ранее если и не отрицательно, то скептически относившиеся к трону, теперь кричали на площади о своей готовности воевать «за веру, царя и престол». Газеты сообщили о переименовании Петербурга в Петроград, о разгроме в столице немецкого посольства и немецких фирм. По всему городу на стенах домов пестрели лиловые и голубые листки с двуглавым орлом: «Призвать на военную службу…»

Еще более удивительным было то, что после объявления мобилизации на призывные пункты явились практически все подлежащие мобилизации. Этот взрыв патриотизма потряс даже военное начальство, которое рассчитывало на явку значительно меньшего числа призывников.

Что же случилось? — никак не мог понять Маркин. Почему многие крестьяне, рабочие, не говоря уж о служащих и просто мещанах, вдруг забыли о своей ненависти к царизму и готовы идти его защищать? Неужели в России действительно царит «вековая тишина», о которой так много пишут монархические газеты? Как же поступить ему самому?

Ответ на все вопросы он получил в Ростовском комитете партии: от призыва не уклоняться. Объяснили там позицию большевиков. Нужно идти в армию, вести работу среди солдат и матросов, нужно овладевать военными знаниями. Владимир Ильич Ленин указывал товарищам по партии: необходимо превращать империалистическую войну в гражданскую, нужно думать о поражении своего правительства и о том, что это «пораженчество» подразумевает одновременное свержение правительств, бросивших мир в кровавую войну. Необходимо «воспользоваться борьбой между разбойниками, чтобы свергнуть всех их». Эти ленинские слова стали программой для большевиков.

По законам Российской империи призыв на службу производился не по месту жительства, а по месту рождения. Поэтому Маркин выехал в Пензенскую губернию.

Он не узнал уездного центра. Совсем еще недавно это был тихий захолустный городок — с землистыми ликами угодников над вратами церквей, с острогом на выгоне, с запущенными подворьями монастырей. Летом его бесконечные овраги зарастали крапивой, а зимой он затихал, заваленный метровыми пластами снега. Нынче же город звенел протяжным пиликаньем гармошек, разухабистыми частушками. По улицам, волоча ноги, бродили пьяные рекруты, а за ними шли заплаканные матери, жены, невесты. Россия собиралась на войну…

В воинском присутствии появлению Маркина обрадовались. Еще бы, здоровый, грамотный. Защитник престола какой будет!

— Куда же мне тебя направить? — задумался горо-дищенский военный начальник.

— Прошусь на флот, господин штабс-капитан.

— Ну что ж, из тебя выйдет лихой матрос. Поедешь служить в Петроград. Ступай к доктору…

В Городище на него, как и на всех призванных, был заведен приемный формулярный список. В нем значилось: «1914. Маркин Николай Григорьевич… из села Сыромяса, Сыромясской волости. На службу принят 23 октября 1914 года. Начало службы с 1 января 1915 года. Время рождения 8 мая 1893 года. Рост 2 аршина 6 вершков. Объем груди 21 вершок. Вес 4 пуда и 19 фунтов… Православный. Холост. Грамотный… Электромонтер… На службу явился и на казарменное содержание поступил 31 октября 1914 года… На службу назначен в Балтийский флот города Петрограда…»

Через неделю Николай Маркин вместе с отрядом новобранцев прибыл в столицу. Пешком добрались до Крюковских казарм. Отворились черные железные ворота с начищенными до блеска медным орлом и якорями. «Заходи», — крикнул унтер-офицер. Все неловко столпились на плацу. Ворота бесшумно закрылись. Маркин с интересом огляделся вокруг: как тут, на флоте?

До войны прибытие новобранцев в Петроград было большим событием. Служить в столице направляли красивых, рослых мужчин. Самых высоких и крепких определяли в гвардейские экипажи. Курносые попадали в лейб-гвардии Павловский полк (император Павел был курносым), высокие и ловкие брюнеты — в лейб-гвардии Конный полк, и так, сообразно традициям, по всем частям. На эти своеобразные представления приезжали даже члены императорской семьи. Ритуал, получивший название «разбивка».

Но так было раньше. Тяготы начавшейся войны, ее жертвы до крайности упростили распределение новобранцев. Спросив, откуда Николай, чем он занимался раньше, какое имеет образование, писарь написал ему на груди мелом три большие буквы: БФЭ. Уловив недоумение, объяснил:

— Балтийского флота экипаж. Там мастеровые нужны.