Комитет охраны мостов

— И ты им решил помочь прыгнуть с крыши?

— Я помог открыть их поганое нутро. Пока они не нанесли вреда стране.

Серёгин улыбнулся. Какой же он миленький.

— Что, — поинтересовался Серёгин, — штаны подвысохли, заливать начал?

— Раз везёшь, значит, хочешь от меня чего-то. А хочешь — придётся договариваться, — с показной уверенностью заявил пассажир.

— Ах ты мой мокроштанный аналитик, — похвалил Баху Серёгин, — ну, а может, я везу тебя в своё саблезубое логово, где враги России будут пытать тебя утюгом и корзиной печенья?

— Да вы клоуны какие-то, а не враги. Вам всем жопы порвут, когда возьмут.

— Ох-хо-хо, — сказал Серёгин. — Раз.

Повисла пауза. Было слышно только, как тарахтит бензовоз впереди.

— И что — «раз»?

— Раз — это первое предупреждение. На третьем я тебя огорчу до невозможности. Следи за языком.

— Что, смелый бить связанного?

— Ага, — сказал Серёгин, — я не знаю жалости ни к женщинам, ни к детям, ни к стукачам на чекистских харчах. Твоя жопа, кстати, куда ближе к испытаниям, чем моя. У нас через час первая техническая остановка в лесах, увидишь, дорогуша.

Баха стал что-то яростно орать матом, перемежая выкрики эскападами на каком-то неизвестном языке — может, азербайджанском. Серёгин не вслушивался.

— Два, — сказал он.

Не став дожидаться «трёх» (всё равно без них не обойдётся), он отметил для себя на навигаторе приемлемую область, и стал сворачивать с основной трассы.

Баха продолжал орать, пока тряска фургона не усилилась настолько, что стало понятно: начинается жопно-неизведанное. Тут он перешёл просто на визг.

А вот и три, сказал себе Серёгин. Он съехал к каким-то разбомбленным гаражам, или, может, складам, поросшим со всех сторон мусорными кучами разных цветов и размеров. Антураж дополнял скелет бурой «девятки» с остатками заднего сидения.

Серёгин остановился, под продолжающиеся матерные визги достал из бардачка бурую тряпку и, пробравшись в хвост фургона, утрамбовал её в пассажирскую пасть. Баха сопротивлялся, сжимал зубы и вертел головой, так что его пришлось немного пощупать за горло.

Когда пассажир забулькал с удовлетворительной громкостью, Серёгин стянул с глаз пассажира повязку, сел рядом с ним и продемонстрировал Бахе нож.

— Знаешь, — сказал он, — много лет назад я придумал сюжет для газеты, он потом ещё долго скакал сам по себе. Дескать, у северных народцев есть культ древнего чудовища, которое забирает людей без пальцев, поскольку они будто бы помечены ему в пищу. И что поверх этой легенды постепенно вывелась новая профессия, даже каста — тех, кто режет пальцы другим. Такие идейно-практические работники. И представь? В это поверили. Миллион перепечаток. Какие-то этнографические туры. Сбивчивые подтверждения местных. Маски этого Чёрного Судьи, которого я нарисовал на бумажке. Может, и пальцы стали резать — не знаю. Наверняка даже. Так я о чём в связи с этим подумал? А может, не важно, что это — левая срань? Может, желание резать пальцы всегда жило в этих людях, стоило только вспомнить — оно и полезло? А тогда значит, что и Кыши-Кыс в наличии, я просто придумал, как его звать? А? Давай мы с тобою и проверим.

Серёгин схватил одну из Бахиных ладоней, быстро переместив захват на указательный палец. Трофейный пассажир задёргался, заскулил, попробовал вырывать руки — но куда там. Серёгин достал заранее заготовленную бечёву и аккуратно обмотал пассажиру указательный палец ровно по второй фаланге. Баха задёргался ещё сильнее, а Серёгин ещё раз продемонстрировал ему нож.

— Знаешь, что самое интересное, — сказал он доверительно. — Самое интересное в истории с Кыши-Кысом, которую я то ли выдумал, то ли нет, — это равенство. Такое, каким оно только и может быть. Если сегодня ты думаешь, что всё в шоколаде, а в горсти у тебя комплект пальцев, никто не гарантирует, что завтра ты проснёшься с тем же набором. Достаточно всего одного движения острым предметом, чтобы уравнять шансы перед Зимним Хозяином. А тебе, по-моему, долго казалось, что твои шансы — куда предпочтительнее.

Серёгин с усилием чиркнул ножом. Кусок пассажирской плоти улетел куда-то вниз, под кресло.

— Ещё одно неправильное слово, — предупредил Серёгин, — и я буду выбрасывать по одному твоему пальцу каждые пять километров. Сообразил? Ты мне в самом деле нужен, но и без пальцев — вполне сгодишься.

Баха отчаянно закивал.

Серёгин вынул у него изо рта тряпку, подобрал отрезанное и, выбравшись из фургона наружу, выбросил половинку грязноватого ногтя. Интересно, спросил он себя, а мог бы я в самом деле отрезать ему палец? А голову? Вот бы мне Наташкину уверенность.

— Так, — сказал Серёгин, снова оказавшись за рулём, — давай-ка ты пока расскажешь, чем занимался в славном городе Томске.

Он действительно рассказал. Всё же страх и хвастовство хорошо миксуются.

«Постоянный подрядчик» — он сам так себя назвал — передавался из региона в регион комплектом: как живое пособие, инструктор и агент. Он предлагал идеи борьбы с юной неблагонадёжной публикой и сам же эту борьбу разворачивал — сразу с обеих сторон.